После вчерашней истории я долго не мог уснуть и пошел в гимназию с тяжелой головой. А там ждали новые неприятности. Б-ский сегодня, что называется, «рвет и мечет». Когда учительница математики сообщила ему, что устраивает пробный урок в понедельник, он сказал, что это для него неудобно, и, не обращая внимания на ее возражения, заявил, что он как начальник учебного заведения переносит этот урок на Великий пост. Дальше началось уже нечто анекдотическое. В перемену он был с начальницей в кабинете. Когда же она ушла на люк, он вдруг пишет ей две официальные бумаги за номерами и посылает из кабинета со сторожем и разносной картой в класс, где она занималась. В одной бумаге он потребовал, чтобы она представила ему список стихотворений, разученных для юбилейного акта; а в другой, что у царского портрета «поломалась Корона и рама облезлая», а потому он предлагает ей «исправить Портрет в отношении Короны и позолоты в 24 часа» (буквально!) и следить, сверх того, за тем, чтобы царские портреты висели всегда прямо. Не успели мы еще очувствоваться от этого, как пришло новое известие. Б-ский не пошел на свой урок, а вместо этого потребовал у библиотекарши ключи и вдвоем с классной дамой Б-вой произвел в библиотеке обыск и «выемку», захватив несколько книг. Когда уроки подходили уже к концу, библиотекарша (та самая К-ва, которую мы намечали вчера в секретари) получила от Б-ского официальную бумагу с запросом, какие меры принимались ею для недопущения в библиотеку «тенденциозных изданий левого направления», и если таких мер не принималось, то пусть она «уничтожит» все такие книги, находящиеся в библиотеке, и представит ему их список. Библиотекарша, видя в этом акт личной мести Б-ского за вчерашнее, не знала, что и делать, т<ак> к<ак> допущение или недопущение книг в библиотеку в ее компетенцию вовсе не входит; уничтожать же гимназическое имущество она тоже не имеет права, тем более что и определение книг «тенденциозно левых» дело субъективного вкуса; а она с содержанием большинства книг даже и не знакома. Пока мы «судили и рядили», явился сторож, посланный председателем из его квартиры со словесным приказанием начальницы: немедленно опечатать библиотечные шкафы (ключ уже и так был у председателя) и, затворив вход в библиотечную комнату, представить ему этот ключ. Это распоряжение, по существу глубоко возмутительное и нелепое, шло, сверх того, вразрез с его официальной бумагой библиотекарше: притом и передано было, несмотря на всю свою важность, через швейцара. Поэтому начальница отказалась исполнять его и потребовала в свою очередь, чтобы Б-ский прислал ей официальную бумагу. Долго велись такие переговоры (все через того же сторожа). Наконец, Б-ский перестал требовать опечатания библиотеки, не возвратив, однако, ключа от шкафов. Собирается, значит, сам снова устроить обыск. Не пригласит ли еще для содействия жандармерию? А может быть, сам же и подбросит что-нибудь для уличения нас в крамоле. От такого субъекта всего можно ожидать!
В последнем полученном здесь номере «Русского знамени» оказалась статья, посвященная здешним педагогическим делам. Директор реального училища и председатель частной гимназии обвиняются в крамольности, а наш Б-ский и директор мужской гимназии Н-в восхваляются как борцы с ней. «Дурак дурака видит издалека»!
Сегодня, увидевшись с Б-ским, библиотекарша К-ва попросила у него объяснений, на каком основании он спрашивает, принимала ли она меры к изъятию из библиотеки книг, когда сам раньше ничего подобного не поручал ей, хотя состав книг был ему известен (каталоги он брал еще в начале года). Б-ский не удостоил ее никакими объяснениями и только иронически улыбался. Третьего дня, оказывается, производя обыск и выемку из библиотеки, он составил даже об этом протокол, который и подписали присутствовавшие при этом: председатель педагогического совета, классная дама Б-ва и… швейцар. Начальница же гимназии не была даже извещена об этом, хотя была тоже в гимназии. Теперь ключ от шкафов у Б-ского, а от двери самой библиотеки — у начальницы. Сегодня Б-ский потребовал отдать ему этот ключ; но начальница вызвала председателя попечительского совета (как заведующего имуществом гимназии) и предложила Б-скому войти в библиотеку вместе с ними и библиотекаршей. Туда же забралась и его «сотрудница» В-ва. Тогда Б-ский предложил начальнице, библиотекарше и председателю попечительского совета удалиться и оставить их в библиотеке вдвоем с В-вой. Те категорически отказались, опасаясь, (и вполне основательно), что Б-ский и В-ва намереваются что-нибудь подбросить в библиотеку как настоящие провокаторы. Б-ский и В-ва в свою очередь не согласились «работать» в присутствии «посторонних» и демонстративно удалились из библиотеки, а начальница заперла дверь на замок. Таким образом, теперь не только перестал функционировать педагогический совет, но закрыта и библиотека — ученицы сидят без книг.