Повседневная жизнь Тайной канцелярии

Но были и казусы, которые рассматривались в самой Тайной экспедиции, – например, дело бывшего сержанта гвардии Петра Бабаева, публично «признавшего» в январе 1774 года Пугачева «точно за истинного Петра Третьего, о чем всюду и всем сказывал и уверял». Розыск по делу Федора Гориянова – дворового человека отставного поручика Усова – показал, что и другие дворовые говорили между собой о Пугачеве, что он подлинно Петр III, у него много войска, что он скоро будет в Москве и «они все будут за него стоять, и если бы они отданы были в солдаты, то они бы все пошли к нему на службу». Повар Ремесленников добавлял, что Пугачев «в Москве белопузых (дворян. – И. К., Е. Н.) всех перерубит». Солдаты Нарвского полка Ларион Казаков и Никита Копнин в мае 1774 года были осуждены Тайной экспедицией к наказанию шпицрутенами «через полк шесть раз» за намерение бежать из полка «в шайку к Пугачеву» и подговор к тому других солдат. Преображенцы Ляхов, Мясников и Филиппов, пойманные уже в Новгородской губернии, в Тайной экспедиции сознались в намерении «итти на службу ‹…› к Пугачеву ‹…›, чая получить от него ‹…› награждение».

Всего Тайная экспедиция вынесла решения по 685 розыскам участников крестьянской войны, из которых 177 были делами крестьян, 246 – казаков, 22 – работных людей с уральских заводов, 55 – башкир, татар, чувашей. Кроме них были осуждены 13 солдат, 140 священников и 29 дворян, преимущественно офицеров. Крестьян после наказания кнутом или плетьми отправляли обратно к помещикам или на каторгу в Таганрог и Рогервик, где их должны были «во всю жизнь содержать в оковах», или на поселение в Сибирь; так же наказывали работных людей. Священников обычно не подвергали телесным наказаниям, но «лиша священства, посылали в Нерчинск на каторжную работу вечно» или отправляли в солдаты; «а буде негодны, то положив в подушный оклад, причисляли во крестьянство». В феврале 1774 года за сдачу в плен и присягу самозванцу Тайная экспедиция осудила к лишению чинов и дворянского звания и отправке в солдаты поручика Илью Щипачева, прапорщика Ивана Черемисова, подпрапорщика Богдана Буткевича.[535]

Одновременно с Пугачевым в 1774 году назвался Петром III тамбовский крестьянин Иов Мосягин, но совершить ничего достойного не успел, поскольку сразу был схвачен и умер после «экзекуции» кнутом. После разгрома восстания имя Петра III продолжало жить: в 1776 году в соответствии с «его» указом о «сыскивании дворян» громил помещичьи имения Воронежской губернии отряд однодворца Ивана Сергеева; в 1778 году солдат царицынского гарнизона Яков Дмитриев считал, что император с армией находится в крымских степях, «и мы де ево, как отца, ожидаем сюда в Царицын». Сами самозваные императоры появлялись также еще не раз. В 1776 году «Петром III» провозгласил себя почтальон из Нарвы Иван Андреев; в 1777-м – беглый солдат Иван Никифоров; в 1779-м – однодворец Герасим Савелов; в 1780 году – донской казак Максим Ханин.

Возможно, последними «Петрами Федоровичами» стали бывший пугачевский атаман Петр Хрипунов в 1786 году и сержант Василий Бунин в 1788 году. Бунин, впрочем, был не самостоятельной фигурой, а «выдвиженцем» (с не вполне понятными намерениями) вдовы-полковницы Марии Тюменевой. По словам самозванца, Тюменева «вклепалась в него» и распространяла слухи о необычном происхождении отставного вояки; сам же он жил при барыне в свое удовольствие, «обращаясь в пьянстве».[536] В 1796 году появился уже «сын» неудачливого государя – беглый дворовый Ксенофонт Владимиров из-под Саратова.

Самозваных «Анн», «Елизавет» или «Екатерин» не было – за исключением случая с психически больной полковницей Корсаковой, о которой речь пойдет ниже. Патриархальные представления основной массы подданных не очень одобряли явления «баб» на царстве; представительницы прекрасного пола могли разве что пококетничать, как жена однодворца Евдокия Васильева, с чего-то решившая, что именно «с ее персоны печатают рублевики»; неуместная шутка, как полагалось, закончилась следствием. Уже в 1815 году в Арзамасе объявился «лженезаконный сын» Екатерины II (отставной солдат лейб-гренадерского полка Николай Степанов). Самозванец представлялся «барином», но едва успел начать свою деятельность в качестве «ревизора», призванного объявить крепостным крестьянам о переводе их в казенные, как был схвачен разгневанным помещиком, отдан под суд и отправлен на вечную каторгу.[537]