Повседневная жизнь царских губернаторов. От Петра I до Николая II

Иван Францевич, вопреки сложившемуся либеральному мнению, считал, что губернатор должен возглавлять губернское общество, не устраняться от людей, встречаться с ними, поддерживать в них доброе русское начало. «Если губернатор замкнётся в своём доме и не будет иметь с обществом широкого общения», – пишет он накануне октябрьского переворота, – «он осуждён на полную от всего отчуждённость». Все будут с ним в сугубо официальных отношениях, а это «повлечёт за собою лишь внешнее управление событиями, не допуская вас влиять на их самую сущность».

Быт губернаторов в ХХ веке был уже довольно скромным, и «закатывать» у себя в доме пиры на 200—300 человек, как это было прежде, в частности, при матушке Екатерине, никто уже не был в состоянии. Кошко пишет, что максимум, что он мог себе позволить, – это званый обед на 18 персон. При этом он старался приглашать гостей из разных слоёв общества, но вице-губернатора приглашал всегда. За столом у Кошко пили исключительно отечественное Абрау-Дюрсо. Губернатор буквально повёл у себя в доме борьбу с дорогими французскими винами.

Типичным примером сговора т.н. местного общества против неугодного правителя является дело камчатского уездного начальника А.П.Сильницкого. Сильницкий, бывший журналист, повёл борьбу против местных дельцов, занимавшихся хищническим промыслом в море. Он продержался в должности 14 месяцев, а потом купцы и барышники объявили Сильницкого сумасшедшим и лишили его властных полномочий36. Сильницкому с большим трудом удалось вернуться в Хабаровск.

С.Д.Урусов даёт описание высшего слоя общества Кишинёва образца 1903 года.

Его предшественник на губернаторском посту Р.С.фон Раабен, по характеристике Сергея Дмитриевича, откровенно смотрел на своё место как на синекуру, делами Бессарабской губернии не занимался, поручив всё вице-губернатору Устругову, а сам пустился во все тяжкие, чтобы добиться признания у местных дам или выигрыша за карточным столом. Прожив в Кишинёве четыре года, фон Раабен возмущался, что его уволили с места в то самое время, когда он начал знакомиться с губернией.

Вице-губернатор Устругов был откровенным юдофобом, его политика в отношении евреев, по мнению Урусова, включала лишь один пункт – притеснение. Впрочем, Устругов скорее всего был усердным исполнителем предначертаний, исходивших от министра внутренних дел В.К.Плеве.

Полицмейстер Кишинёва, бывший необыкновенно глупый и ленивый казачий есаул, под видом родственницы держал у себя дома любовницу.

Урусов пишет, что своими частыми пешими прогулками по Кишинёву сильно удивил жителей города. В их представлении губернатор должен был ездить по городу только в коляске. И уж совсем за рамки обычного выходили пешие визиты мадам Урусовой в местные магазины. Расплачиваться за покупки сразу для такого рода чиновников тоже считалось дурным тоном. Хороший тон предполагал брать товары в долг и не спешить с уплатой.

Клуб дворянского собрания предоставлял только один вид развлечений – карточную игру. Урусов пишет об излишней, по его мнению, терпимости кишинёвского общества к лицам с дурной репутацией. Такие лица «принимались всюду и пользовались полнейшим общественным равноправием». Удивляла губернатора и частая перемена в отношениях между знакомыми и друзьями. Много раз Урусов ставил своих гостей в неловкое положение: «Посадишь их рядом за стол, а они, оказывается, уже неделю как перестали друг с другом разговаривать. Только успеешь запомнить, что те или другие лица поссорились между собою, как они опять оказываются приятелями».

Губительно на местное общество действовала жара – тогда страсти разгорались и грозили перерасти в применение физического насилия. Урусов пишет, что сменивший Устругова вице-канцлер И.Л.Блок (1903—1905) в один из жарких периодов настолько потерял самообладание, что хотел подать в отставку: «Ему показалось, что он не способен работать, что всё идёт у него плохо, что везде царствуют взятки и злоупотребления, что мы с ним напрасно трудимся». А один околоточный надзиратель в ответ на простое замечание начальника ударил его по лицу и попал под суд.

Помпадуры и самодуры

Сама добродетель обращается во зло, когда она попадает в крайность.

И.М.Долгоруков