Повседневная жизнь царских губернаторов. От Петра I до Николая II

Честный, деятельный и бескорыстный граф и фельдмаршал М.Ф.Каменский, набравшись опыта общения с тамбовскими чиновниками, проникся к этому сословию сильным недоверием и в своей последующей карьере усвоил в отношении их своеобразную строгую манеру: при малейшей ошибке или неисправности с их стороны он пускал в ход кулаки. Так став в 1802 году санкт-петербургским военным губернатором, он первым делом прогнал правителя канцелярии Соболева. В.Н.Геттун, служивший в канцелярии, вспоминает: «По явке к нему правителя канцелярии Соболева он его обругал и толкал кулаками своими под бока, так что Соболев козлиным голосом вопиял до небес и по возвращении домой занемог». С присланным министром юстиции Державиным новым правителем Крупенниковым Михаил Федотович как-то ужился, зато стал «гонять» своих секретарей: секретарь Куприянов продержался на своей должности неделю, назначенного вместо Куприянова переводчика Гудиму генерал-фельдмаршал тоже прибил и прогнал. На нового секретаря Геттуна, понравившегося на первых порах, но потом чем-то не угодившего, Каменский тоже поднял руку, но неожиданно получил отпор: Геттун взял в руки стул и сказал:

– Я – не Гудима, лишь только тронь, то и я пущу стул!

«Он отскочил и начал меня ругать», – пишет Геттун. – «А я ему отвечал: ˮСловами как хочешь изливай гнев свой, а рукам простору не давайˮ».

Геттун описывает одну из сцен приёма Каменским посетителей. Михаил Федотович проживал в трактире «Лондон» и имел обыкновение выходить к просителям в грубой солдатской шинели. Однажды в трактир на приём к Каменскому явился рослый и дородный итальянец. Войдя в небольшую комнату и увидев перед собой человека в шинели, итальянец спрашивает:

– Где фельдмаршал, граф и военный губернатор?

– Я и граф, и фельдмаршал, и военный губернатор, – отвечает Каменский.

Итальянец спускает с плеч шинель, бросает её на пол, делает поклон и хочет вручить графу прошение.

Фельдмаршал не берёт бумагу и спрашивает, в чём состоит его просьба.

– Прочитай, – отвечает итальянец и протягивает документ.

Фельдмаршал бумагу не принимает, а итальянец не говорит, зачем пришёл.

Наконец это противостояние начинает графу надоедать, и он отталкивает итальянца от себя, но тот отвечает:

– Устою!

– Врёшь, против меня и турки не устояли! – кричит Каменский. Он вытолкал ходатая вместе с бумагой в коридор, а вслед за ним выбросил его шинель.

Аудиенция была закончена.

В другом эпизоде, в котором Каменский принимал какого-то просителя-еврея, дело закончилось не только рукоприкладством и «брадодранием». Михаил Федотович выяснив, что проситель пришёл по делу, которое давно уже передано в производство компетентного департамента, порекомендовал ему обратиться по этому адресу. Когда же проситель стал настаивать, что дело находится в компетентности военного губернатора, граф вспылил:

– Как же ты смел лгать и заставил меня тратить время, нужное для важнейших дел?

Бывши свидетелем сцены, Геттун пишет: «Жид что-то буркнул, а фельдмаршал схватил его за бороду, повалил на пол и ну его бороду драть надвое на колено». Проситель с большим трудом вырвался из цепких фельдмаршальских рук и, оставив и шубу и прошение, опрометью выбежал на улицу.

В третьем эпизоде, описанном всё тем же Геттуном, в качестве жертвы выступал уже член управы благочиния статский советник и кавалер Соколовский. Каменский потребовал его к себе по какому-то делу, и Соколовский явился к графу сразу после того, как граф отобедал и пил чай. Чай граф наливал и подавал себе сам. В этот вечер он торопился в театр.

Соколовский, высокий дородный человек, вошёл и начал кланяться.

Фельдмаршал пригласил его сесть:

– Не хочешь ли чаю?

– Очень хорошо, – ответил советник и поклонился.

Михаил Федотович налил ему чашку чаю и подал. Соколовский, выпив чашку, чашки не опрокинул, что вынудило хозяина налить ему вторую и третью чашку. После третьей чиновник, наконец, поставил чашку на блюдце кверху дном.

– Не хочешь ли пуншу? – любезно спросил Каменский.

– Не худо, – промолвил Соколовский.

И хозяин снова стал обслуживать гостя, наливая ему вторую, третью чашку пунша. Наконец он сказал, что торопится в театр и попросил Соколовского доложить какое-то дело. Тот замялся и не мог вымолвить ни слова. Это вконец вывело Каменского из себя. Он схватил палку и ну «гвоздить» ею в толстое брюхо Соколовского, приговаривая:

– Вот тебе чай, а вот тебе пунш!

Соколовский бросился бежать, но граф и вслед ему продолжал «давать киселя».

В театр губернатор поехал в приподнятом настроении.