Повседневная жизнь в эпоху Людовика Святого

«Ах, — сказала она, — Господи Боже, создавший небо и росу,

За сколь богатого мужа вышла дочь моя Берта

И в сколь славное место прибыла и явилась!

История о венгерской королеве, приехавшей в Париж для встречи со своей дочерью Бертой, которая вышла замуж за короля Пипина, — не быль, а сказка, на сюжет которой поэт Адене ле Руа во второй половине XIII в. написал роман «Берта Большеногая». Но разве в нашем случае так уж важно, подлинная это история или придуманная? и хотя мы занимаемся XIII веком — разве столь уж важно, что действие романа происходит при короле Пипине, то есть в VIII веке? Рассказчик, человек, который восхищается видом Парижа с высот Монмартра, — это человек XIII века, это поэт, это сам Адене: устами венгерской королевы он выражает собственные чувства и собственное восхищение, которые испытал, когда вскоре после 1250 г. впервые приехав сюда из Фландрии, откуда был родом, открыл для себя великий город на берегах Сены[2].

Париж уже был прекрасным городом.

Его делала таким красота окружающих земель и богатство окрестностей, пейзаж которых разнообразили леса и перелески, где до самого дальнего горизонта виднелись силуэты и аккуратные склоны гармонично расположенных холмов и где среди виноградников, нив и пастбищ веселая пестрота множества замков, деревень и хуторов свидетельствовала о счастливом плодородии.

Он был прекрасен и сам — со своими мощными и изощренными наружными стенами, церквями, дворцами, самыми разными постройками, привлекательностью своих обширных островов и линиями речных рукавов с причудливыми мостами и гостеприимными берегами, у которых теснились торговые суда.

Слава о нем разнеслась уже далеко по миру. Он стал звездой, испускающей во всех направлениях, к другим городам, длинные лучи дорог. Он поглощал и отдавал. Взять ли политику, торговлю, науку или искусство, — во всех отношениях он был центром, куда стекались и откуда распространялись идеи и люди. Ведь именно в нем располагался самый знаменитый университет.

Но следует быть объективным — большим Дарахи можно было считать лишь по меркам того времени. Хотя уже не раз, разрастаясь, он взламывал кольцо своих внешних укреплений, и совсем недавно Филипп Август расширил его окружную стену, но даже после этого город по-прежнему плотно прилегал к острову, бывшему его сердцем. Внешние стены изгибались двумя дугами — одна к северу от Сены, другая к югу, концы же их на западе сходились в точку, находящуюся немного ниже острова Сите, а на востоке — в точку, соответствующую центру современного острова Сен-Луи. При грубом приближении северная линия проходила через места, где ныне находятся Ораторианская церковь, Центральный почтамт, бывшая Национальная типография (отель Роган) и лицей Карла Великого, а южная — через места, которые теперь можно соотнести с Французским Институтом, перекрестком Одеона, Пантеоном и западной частью Винного рынка.

Внутри этого тесного кольца, где здания и участки земли принадлежали королю и различным общинам, помещались дворцы и дворы, церкви и часовни, монастыри и приюты, школы и огороженные участки, площади и рынки, для жизни и работы населения оставалось лишь ограниченное и в общем очень небольшое место.

Путник, приближающийся к Парижу по равнине, до вступления в город вполне мог бы усомниться, есть ли там такое место вообще. За мощными стенами высотой футов в тридцать (около 10 м), подойдя к воротам с фланкирующими башенками, он видел частокол всевозможных высоких строений, вздымающихся в небо, искусно отделанные серым или белым камнем башни, колокольни и шпили, но едва мог разглядеть в этой густой бахроме над зубцами стены, крытые красной черепицей кровли жилых домов.

Миновав внешние стены, гость столицы убеждался, что его впечатления не были обманчивы.

Город делился на три части: Сите, квартал За-Малым-мостом и квартал За-Большим-мостом.