Повседневная жизнь в эпоху Людовика Святого

Всякому, кто заботился о своей душе, было здесь о чем подумать; эту тему обсуждали даже при королевских дворах. Этот вопрос беспокоил Людовика IX, и позже он разработал для себя теорию, в которой попытался худо-бедно примирить потребности жизни и светские предубеждения с требованиями религии.

Однажды на Троицу в Корбее, выйдя из-за стола, он спустился на луг и перед дверьми одной часовни стал беседовать с графом Бретонским. Вблизи прогуливался Жуанвиль, сенешаль, а также несколько десятков рыцарей; мэтр Робер де Сорбон схватил Жуанвиля за плащ и подвел к королю, а за ними из любопытства направилось еще несколько рыцарей. Мэтр Робер входил в число ближайших советников монарха, и тот очень доверял его суждениям. Он сказал сенешалю: «Я спрошу вас: если король усядется на этом лугу и вы присоединитесь к нему, сев на его скамью на более высоком месте, чем он, не будете ли вы достойны порицания?» — «Бесспорно», — ответил сенешаль. И мэтр Робер подхватил: «Тогда вы весьма достойны порицания, ибо оделись в более благородные одежды, чем король: на вас красивый мех и яркие ткани, а на короле — нет». — «Мэтр Робер, — ответил сенешаль, — с вашего позволения, я не достоин порицания: ведь моя одежда досталась мне от отца и матери. А вот вы достойны порицания: ведь вы сын виллана и вилланки, а между тем оставили одежды своих отца и матери и носите платье из камлена, более богатое, чем у короля». Король поначалу живо вступился за мэтра Робера. Но через несколько мгновений он призвал своего сына, будущего Филиппа Смелого, и графа Тибо Шампанского. Он уселся у дверей своей молельни и, показав на землю у своих ног, сказал: «Садитесь здесь, поближе ко мне, чтобы нас не услышали». Они воскликнули: «Ах, государь, мы не осмелимся садиться так близко к вам!» Тогда он сказал: «Сенешаль, садитесь здесь вы». И сенешаль уселся, так что его платье почти касалось королевского. Тогда король усадил двоих других за сенешалем и сказал им: «Вы поступили весьма дурно — вы, мои сыновья (Тибо был его зятем), — что не подчинились моему приказу сразу же: больше так не делайте». Потом он объяснил, что позвал их, чтобы сознаться сенешалю, что был неправ, защищая мэтра Робера. «Он нуждался в этом, — сказал король, — он был так смущен! Но сенешаль был прав: вам следует одеваться хорошо и сообразно; за это ваши жены будут вас больше любить, а ваши люди — больше вас уважать. Ибо, как говорил мудрец, платье и оружие следует подбирать так, чтобы ни почтенные люди не находили, что это излишество, ни молодые — что это бедновато». Сенешаль запомнил этот урок и однажды напомнил его королю Филиппу, когда тот сознался, что такой-то костюм, богато расшитый, стоил ему восемьсот парижских ливров[259].

Только что пересказанный анекдот автор относит к периоду после 1254 г., когда король вернулся из крестового похода в Египет и его благочестие и щепетильность в делах религии резко возросли. Рассказывают, что с тех пор он носил только платья синего или черного цветов, будь они из камлена, крепа или шелка. Он отказался от ценных мехов, от серого и белого беличьего, и заказывал себе плащи только из меха рыжей белки, а еще чаще из кроличьего меха или из каракуля, черного или белого. К тому же он удалил со своей одежды и сбруи своих коней все золотые и серебряные украшения и ездил на простом седле и с железными шпорами[260]. На собраниях, где он объявлял решения, он сидел в простой камлотовой котте и тиртеновом сюрко без рукавов, поверх которых был наброшен черный шелковый плащ. На свою тщательно причесанную голову он надевал шапочку с перьями белого павлина, не поддевая под нее чепца[261].

Эта крайняя простота короля, похоже, нравилась не всем. От нее была не в восторге королева Маргарита, падкая до изящества и роскоши и по этой причине не всегда соглашавшаяся с супругом. Она чрезвычайно заботилась о собственном туалете и хотела видеть мужа тоже лучше одетым. Однажды она стала настаивать на этом с некоторой горячностью. Король, твердый в своих принципах, сумел воспользоваться случаем, чтобы остроумно отстоять их. Он ответил: «Сударыня, итак, вам хотелось бы, чтобы я одевался богаче. Пусть так!

Я хочу быть вам приятен: ведь закон супружества повелевает, чтобы муж угождал жене. Но он предписывает и взаимность — чтобы жена угождала мужу. Итак, я буду одеваться лучше; но вы станете одеваться проще — я буду носить ваши одежды, а вы мои»[262].