Повседневная жизнь в Северной Корее

С этим Хюк был не согласен. Он продолжал воровать, каждый раз уходя все дальше от дома в поисках еды. К югу от Чхонджина, в округе Кенсон, находились угольные шахты. За шахтами были сады. Хюк с приятелями регулярно наведывались туда, путешествуя на бамперах автобусов. Когда груши кончились, мальчишки стали воровать кукурузу. Однажды Хюка поймали, но, поскольку он был еще мал, охранник отпустил его, просто сделав предупреждение. В ту пору мальчик уже воровал, совершенно не испытывая стыда. Даже в период траура после смерти Ким Ир Сена он по многу раз вставал в очередь за рисовыми лепешками, которые раздавали людям, пришедшим поклониться статуе вождя.

Отца возмущало поведение Хюка, но он ничего не мог с ним поделать. В доме было так мало еды, что мачеха забрала дочь и ушла обратно к родителям. Отец Хюка сменил работу, став партийным секретарем в лечебнице для душевнобольных. Он поселил сыновей в бывшей комнате санитара. Хюку нравилось жить там и общаться с пациентами. Они были такими же одинокими, как и он сам, и разговаривали с ним так, будто он был взрослым человеком, а не ребенком. Но и в лечебнице не хватало еды. Хотя отец занимал в больнице более высокое положение, чем даже главврач, нормального питания он не получал. Единственное, что ему удалось сделать благодаря приобретенным связям, — это поместить сыновей в детский дом.

Как и во многих других коммунистических странах, в КНДР сиротские приюты предназначались не только для сирот, но и для тех детей, чьи родители были не в состоянии о них заботиться. Как и интернаты, детские дома давали своим воспитанникам образование, жилье и питание. Поэтому возможность устроить ребенка в такое учреждение была привилегией, от которой отец Хюка не мог отказаться.

Детский дом № 24 находился в Онсоне, на самом севере провинции, у китайской границы.

Отец привез туда мальчиков на поезде в первую неделю сентября, чтобы они могли приступить к занятиям с начала учебного года. Хюку было одиннадцать лет, и ему оставался год до окончания начальной школы, а его четырнадцатилетний брат учился в средних классах. Поездка заняла шесть часов. В поезде было столько народу, что ни мальчикам, ни их отцу не досталось сидячих мест. Всю дорогу они провели на ногах в угрюмом молчании.

Подписав бумаги о передаче опеки над сыновьями детскому дому, отец сказал: «Вы братья и должны всегда быть вместе. Защищайте друг друга».

Когда отец повернулся, чтобы уйти, Хюк впервые заметил, как он постарел. Мужчина, раньше казавшийся сыну таким высоким и красивым, теперь выглядел изможденным, сутулился, а в волосах поблескивала седина.

Столовая детского дома позволяла мальчикам утолять голод — по крайней мере первое время. Была осень, сезон урожая, и продуктов на всех хватало. Братья очень радовались ежедневной миске риса. Даже при том, что его смешивали с кукурузой, ячменем и другими более дешевыми крупами, это была лучшая еда, которую они видели за многие годы. Еще они обнаружили, что территория вокруг детдома обсажена абрикосовыми деревьями. Их можно было обирать, наедаясь до отвала.

Но к зиме рацион сократился. Вместо риса детям стали давать кукурузную лапшу, плавающую в мисках подсоленного бульона. За первые три месяца 1996 года в детском доме умерло 27 воспитанников. Хюк с братом начали убегать с уроков, отправляясь в город на поиски еды. Оказалось, там дела обстоят немногим лучше, чем у них в приюте. Хюк познакомился со своим ровесником, который жил с шестилетней сестрой. Их родители умерли. Время от времени соседи приносили миску каши, но в основном дети сами заботились о своем пропитании.

Хюк, его брат и их новый товарищ стали вместе отправляться на поиски пищи. Хюк прекрасно умел лазить по деревьям. У него были коротковатые ноги, но этот недостаток компенсировали длинные, мускулистые руки. Он забирался на высокие сосны и острым ножом снимал внешний слой коры, чтобы добраться до внутреннего, более нежного, который был желтым, вязким и сладким. Иногда мальчик ел его, не слезая с дерева. Остальные пытались делать то же самое, но Хюку удавалось забраться выше всех, туда, где кора еще оставалась никем не тронутой. «Ты прямо как обезьяна», — восхищенно говорил ему приятель.

Хюк стал охотником. Он ловил крыс, мышей, лягушек и головастиков. Когда лягушки исчезли, перешел на кузнечиков и цикад. Раньше, еще в Чхонджине, он видел, как ребята ловят насекомых у реки Сунам и едят их, но ему это казалось отвратительным. Теперь Хюк стал менее разборчивым. Добыл обрывки сети и делал ловушки для воробьев, используя в качестве приманки зернышки кукурузы. Мальчики ощипывали добычу и жарили ее на палочках. Пытались ловить и голубей с помощью корыта и веревки, но оказалось, что эти птицы слишком осторожны.