Повседневная жизнь в замках Луары в эпоху Возрождения

Небо, затянутое тучами, казалось очень низким, лил холодный дождь. Гиз пересек двор. Двое из его друзей лигистов остановили Гиза по дороге, чтобы еще раз отговорить от решения идти на Совет. Он ответил им: «Хорошо защищен лишь тот, кого Бог бережет!» Потом поднялся по парадной лестнице, по дороге остановился на этаже королевы-матери и справился о ее здоровье. Екатерина, у которой усиливался плеврит, «принимала лекарства» и не могла принять его. Продолжая подниматься, он увидел, что на ступеньках стоят люди Ларшона, а сам Ларшон напомнил Гизу о его обещании поддержать их требования на Совете. Наконец он добрался до дверей королевских покоев и был допущен лишь в сопровождении Перикара, имевшего на это право, ибо он был секретарем по финансам.

Немного позже прибыли последние члены Совета, в частности кардинал де Гиз и архиепископ Лионский, Пьер д'Эпинак. Присутствующие, около десятка человек, разделились на маленькие группки и стали беседовать. Все ждали государственного секретаря Мартена Рюзе, который должен был представить вопросы, вынесенные на повестку дня. Герцог Гиз с самого утра ничего не ел, он почувствовал слабость и попросил своего секретаря Перикара сходить в его спальню за ракушкой из позолоченного серебра, служившей ему конфетницей, и насыпать в нее дамасского изюма, который он любил есть утром на завтрак.

Перикар долго не возвращался, и герцог попросил Жана де ла Мота, аббата де Сен-При, первого рядового камердинера государя, распорядиться «подать ему немножко лакомств короля». Сен-При принес ему бриньольских слив. Немного позже один из привратников Совета вошел в зал с конфетницей герцога. Перикар не смог проникнуть в королевские покои, так как чуть раньше гвардия перекрыла вход для любого, кто приходил извне. Ловушка захлопывалась.

Гиз вдруг почувствовал холод, он подошел к камину и попросил Шисса, слугу в гардеробной, подбросить несколько поленьев, чтобы оживить огонь. «Мне холодно, — сказал он, — и очень нехорошо, пусть разведут огонь!» Ему делалось все хуже, из носа пошла кровь. Он стал искать платок и не обнаружил его в кармане шоссов. «Мои люди, — сказал он, — не дали мне сегодня все необходимое, но их можно простить, потому что они очень торопились». Он хотел позвать своих приближенных, но Сен-При остановил его, подав носовой платок.

В это время появился секретарь Рюзе де Больё и примерно в восемь часов начал зачитывать деловые бумаги советникам, занявшим места вокруг центрального стола комнаты. Узнав, что заседание началось, Генрих III велел советнику Револю передать герцогу Гизу, чтобы тот пришел к нему.

Сценарий убийства

Король и вправду закончил свои приготовления. Он сходил в кельи четвертого этажа за Сорока Пятью, которые находились там вот уже несколько часов; большую часть из них он расставил на лестницах и в кулуарах вплоть до галереи Оленей. В качестве резерва двенадцать из них заняли места в старом кабинете. Восемь, назначенных убийцами, ждали в королевской спальне. Это были Монпеза, сир де Лоньяк — их шеф, Жан де Монсерье, Жан де Люре, сеньор д'Арблад, Ожье де Саррьяк, Семалан, Этьен де Франк, Сен-Годан и Жак де Винь. К ним стоит добавить еще трех — Ольфанда дю Гаста, Сент-Обена и Бартелеми де Бальзака, поставленных на потайной лестнице, чтобы помешать герцогу, когда он войдет в королевскую спальню, вернуться в зал Совета. Приказав позвать герцога, Генрих удалился в коридор, который вел к новому кабинету, где, спрятавшись за коврами, он мог присутствовать при тщательно разработанной им драме. «Господин герцог, король вызывает вас, он в своем старом кабинете», — холодно сказал Револь, войдя в зал Совета. Герцог, не удивившись приглашению, поднялся, оставив на столе несколько бриньольских слив, которые ему принесли, и спросил: «Господа, кто хочет?»