Повседневная жизнь в замках Луары в эпоху Возрождения

Когда он вошел в королевскую спальню, присутствие там нескольких обычных гвардейцев короля не явилось для него сюрпризом. Он поздоровался с ними и направился к двери в старый кабинет, но, не сделав и двух шагов, столкнулся с тремя гвардейцами, которые были там поставлены. Он повернулся, и на него тотчас напали восемь других, шедших за ним следом. Он едва успел крикнуть: «Эй! Друзья мои!», и этот крик был услышан в соседней комнате. Все вцепились в жертву и толкались. Четверо покатились по полу, в то время как герцог пытался вытащить шпагу, но тут же получил удары кинжалов в горло, живот, почки, лицо. Силы его словно удесятерились, и он продолжал сопротивляться, пытаясь добраться до двери в зал Совета. Однако борьба продолжалась недолго. Не больше чем через три минуты Гиз, измученный, захлебывающийся кровью, которая хлестала отовсюду, рухнул у самого подножия кровати короля и прошептал: «Пощадите, это оскорбляет меня». Неожиданно пришедшие Бельгард и Рюзе де Больё приблизились к жертве и посоветовали герцогу просить прощения у Бога и короля. У него еще хватило сил сказать: «Miserere Deus»[186], потом, как рассказывается в одном описании, он засунул в рот руку и стал кусать ее, чтобы не произнести имени короля. Генрих III появился в спальне и крикнул: «Прикончить его!» Потом, подойдя к уже остывающему телу и коснувшись его кончиком шпаги, он воскликнул: «Боже мой, какой же он большой, он кажется еще огромнее мертвый, чем живой».

Врач Франсуа Мирон добавляет, что король приказал своему секретарю Больё обыскать герцога. На одной руке у него нашли маленький ключик на золотой цепочке, а в «карманчике шоссов» — маленький кошелек с двенадцатью золотыми экю и запиской, в которой герцог написал: «Чтобы продолжать войны во Франции, нужно 700 тысяч ливров ежегодно». Антраг сорвал у него с пальца золотое кольцо с бриллиантовым сердечком. Другие гвардейцы сняли с покойника его дорогие серьги.

Вакханалия жестокости

Несмотря на ковры и толстые стены, отделявшие комнату короля, в зале Совета услышали шум, который произвело убийство. Кардинал Гиз и архиепископ Лионский поспешно вскочили и бросились в зал стражи, чтобы позвать на помощь. Маршалы д'Омон и де Рец не дали им этого сделать. Они обнажили шпаги со словами: «Ради Бога, не двигайтесь, господа, у короля к вам дело». Другие члены Совета, предупрежденные до заседания о том, что должно произойти, не проявили ни удивления, ни страха. Они ничего не сделали, чтобы защитить прелатов, когда гвардейцы уводили тех по потайной лестнице в небольшие комнатки верхнего этажа. В тот же момент гвардейцы короля в замке и в городе начали производить аресты членов герцогской семьи и его приближенных. Его мать, герцогиня де Немур, его сын, принц де Жуанвиль, его секретарь Перикар, кардинал Бурбонский, которого несколькими днями раньше Генрих III признал своим предполагаемым наследником, а также многие дворяне — Эльбёф, Бриссак, Вуа-Дофен, Сент-Эньян были арестованы в своих покоях и находились под наблюдением. Архиепископов Бульонского и Комменжского предполагали арестовать в зале духовенства, но им удалось скрыться.

Известно, что третье сословие уже заседало, когда в зал в сопровождении своих гвардейцев вошел главный прево замка короля Франсуа Дюплесси де Ришелье, арестовал нескольких депутатов и увел пленников в замок. Капитаны гвардейцев были отправлены в провинции, чтобы арестовать верхушку Лиги. Так, Альфонс д'Орнандо утром уехал в Лион, где находился герцог де Майен. Но тот бежал, потому что его во-время предупредил гонец испанского посла, Бернардо де Мендоза.

Король пошел к матери. Совсем больная Екатерина, лежа в своей комнате, слышала шум в комнате сына, расположенной прямо над ее покоями. Она перепугалась, как бы не убили короля. Когда он пришел, она успокоилась и внимательно выслушала его жалобы на герцога. Ей приписывают следующие слова: «Хорошо скроено, сын мой, теперь надо шить». В действительности же, по свидетельству медика Каврианы, королева была слишком слаба, чтобы ответить сыну. Она чуть не умерла от «страшного приступа боли». Зверский поступок короля не мог ее не потрясти; она и без того горевала из-за скорого отъезда Кристины Лотарингской, а теперь и вовсе пришла в ужас.

На короткое время эта жестокость оказалась полезной королю. 24 декабря он сообщил депутатам Генеральных Штатов, что дает им время до 8 января для окончательного составления наказов. На Рождество делегация от трех сословий отправилась к королю с просьбой освободить заложников, но он через господина де Марля передал депутатам духовенства, что бесполезно просить за кардинала Гиза, который мертв. На самом деле, заставив кардинала и архиепископа Лионского провести полную страхов ночь в одной из келий чердака замка, рано утром король приказал заколоть кардинала алебардами, выведя из комнаты. Тело прелата, как и тело его брата, было, как рассказывали, сожжено в камине, а пепел развеян, чтобы их могила не стала местом поклонения и единения приверженцев.