Строгая по необходимости, Анна при случае осыпала пажей подарками, особенно на Пасху и на день Избиения младенцев. Каждый из свиты всегда получал полезные подарки. Так, врачу Габриэлю Миро был пожалован золототканый, отделанный черным бархатом ягдташ, а его коллеге Оливье Лорану — сумма, позволившая ему поместить своих детей в пансион.
Сопровождать королеву — занятие не из легких. Анна постоянно разъезжала: всего в ее конюшне насчитывалось шестнадцать скакунов и кобыл для завода, шестнадцать лошадей для карет (так называемых «трясущихся повозок»), шесть лошадей для носилок, шесть маленьких, «кургузых» лошадок для пажей, шесть — для обслуги и пятьдесят мулов. Для всех верховых животных имелись великолепная сбруя и попоны из черного бархата или фиолетового сукна с узорами красным шелком и золотой нитью. Кроме того, королева любила путешествовать по воде из Тура до Амбуаза и даже до Нанта, поэтому располагала галиотом, позволявшим разъезжать по Луаре, как ей заблагорассудится.
Для такого образа жизни требовалось значительное состояние. К счастью, оно у Анны было. Ее сестра Изабо умерла в 1490 году, и Анна почти полностью унаследовала владения своего отца, герцога Франциска II, кроме графства де Вертю, отданного им незаконнорожденному сыну, и графства де Ришмон, конфискованного королем Англии. Помимо герцогства Бретанского (точный доход с него не известен, но оно стоило королевства), поместье королевы — графство Этамп приносило 3333 золотых экю дохода в год; графство Монфор-л'Амори вместе со своими пятью замковыми владениями, двумястами феодами и двумястами пятьюдесятью феодами «второй руки» (то есть зависящими от другого феода) приносило около 280 тысяч золотых экю; замковые владения де Удан и Нофль давали вместе 8834 золотых экю. В общем, помимо доходов с Бретани, королева получала со своих доменов более 292 тысяч экю. В целом сумма достигала 5 822 600 золотых экю. Ежегодно, по милостивому распоряжению Карла VIII, к ним прибавлялось 200 тысяч ливров из основных сборов королевства.
Король Людовик XII оставил за своей женой право свободно распоряжаться этим богатством. Поэтому не стоит удивляться тому, что государыня вела такой роскошный образ жизни, особенно в начале своего второго царствования, когда она считалась равной с Австрийским домом, владевшим императорским титулом.
В светской жизни двора, чрезвычайно разорительной, казначеи занимали весьма важное место. Анна доверяла главе Денежной палаты, взыскивавшему подати с Бретани, очень ловкому человеку — Луи Рюзе. Одновременно королева заботилась о спасении собственной души: у нее было четыре духовника и пять домовых священников с многочисленным клиром. Музыка много значила при дворе, не только церковная, но и светская: четыре менестреля, двое певчих, несколько мастеров игры на тамбурине, на «
Можно представить себе этих придворных в черно-красных королевских ливреях[64], постоянно чем-то занятых и перемещающихся по замку шумной толпой, сверкающей золотом и драгоценными камнями. На стол королева приказывала подавать самые изысканные блюда: устриц, луарских миног, форелей, косуль, фазанов на золотой и серебряной посуде и для «орошения» — бургундское вино.
Прежде чем отправиться в свои покои, королева шла в молельню: окроплялась святой водой из массивной серебряной чаши, украшенной семью бриллиантами, семью рубинами и десятью большими жемчужинами. Молилась она перед золоченым триптихом. Вернувшись в спальню, королева садилась в высокое кресло, чтобы ее убрали ко сну. Служанки стояли перед ней, как на миниатюре из часослова, выполненного Бурдишоном, или сидели на полу. Потом принимались за чтение: королева получила в подарок все 1140 томов, привезенных Карлом VII из Италии, и прибавила к ним несколько сотен рукописей. Еще она обладала сорока пятью картинами; среди них были: восемь изображений Христа, семь — Девы Марии, два — святого Иеронима, одно — Геркулеса и двадцать семь портретов, среди которых и портрет Лодовико Моро.
Много времени Анна проводила за туалетом. Ей готовили лохань с благоухающей водой, подогреваемую снизу огнем железной печки. Мылась она в небольшой комнатке, где висели мешочки из бараньей и телячьей кожи, наполненные душистой пудрой.