Читаем Повседневная жизнь Вены во времена Моцарта и Шуберта полностью

За исключением выступлений нескольких экстремистов в Австрии не возникал вопрос ни о возможном изменении режима, ни об установлении республиканского правления, ни об экспроприации и уничтожении аристократии. Развитие буржуазии, несправедливость и злоупотребления, сопровождавшие приход индустриальной эры (наниматели привыкли считать работавших у них рабочих «человеческим материалом»), усовершенствование машин, одним из первых последствий которого стало отношение к наемному работнику как к менее дорогой машине, заменить которую дешевле и проще, чем сложные механизмы, — все это больше и больше углубляло пропасть между классами, которая, несмотря на традиционную и бессмертную покладистость венцев, не оставалась ими незамеченной. Господин Бидермайер менее охотно смешивался с рабочими — людьми, принадлежавшими не его классу, нежели когда-то князья и графы. Уличные беспорядки пробудили у него чувство, которое не было известно ни при Марии Терезии, ни при Иосифе II, — чувство страха.

<p>Глава одиннадцатая</p></span><span></span><span><p>КОНЕЦ БЛИСТАТЕЛЬНОЙ ЭПОХИ</p></span><span>Март 1848 года — роковая дата. Предвестники революции. Первые волнения. Баррикады. «Сорвавшаяся с цепи свобода». Вторичное взятие Вены

Экономических преобразований, потрясших венцев в первые десятилетия XIX века, было недостаточно ни для объяснения, ни для оправдания революционных беспорядков 1848 года: в игру вступили многочисленные факторы, в том числе связанные как с политической эволюцией страны, так и с последствиями событий, происходивших в других европейских странах. В душе венское население было традиционалистским и даже в значительной степени «реакционным». Социальные идеологии отнюдь не мешали его интеллектуальному комфорту и конформизму, и оно не испытывало необходимости в изменении институтов власти, а если что-то в государстве его и не устраивало или же просто не нравилось, оно реагировало на это лишь острым словцом.

Можно сказать, что революционность не присуща органически самому народу Вены, а привнесена чуждыми элементами — я имею в виду людей, которые приехали в Вену из других провинций австрийской империи, привлеченные миражем промышленного процветания столицы и покинувшие свои родные деревни ради поиска удачи на фабриках. Среди этих чуждых элементов были, разумеется, венгры и итальянцы, которые, эмигрировав в Вену, по-прежнему оставались связаны со своими соотечественниками, чьи либеральные идеи продолжали воздействовать на них и здесь. Сыграли свою роль также и проблема положения Австрии в Германском союзе {54}и вызванные ею националистические амбиции. Наконец, добавим к этому, что, какой бы стабильной, какой бы консервативной по своему характеру ни была Вена, Австрия не могла оставаться совершенно в стороне от великого брожения идей, будораживших Францию, Италию и Германию.

Кралик очень правильно высказался по этому вопросу, когда писал, что «в основе этой революции лежат социальные, политические и национальные проблемы, но что все другие вопросы определяются специфически австрийской проблемой».

«В очередной раз, — пишет он, — в истории ставится вопрос о том, могла ли Вена считать себя истинно имперским городом. Венская революция была не локальным событием, это было землетрясение, потрясшее всю монархию и угрожавшее ее распадом. В Италии, в Венгрии, в Богемии произошли волнения, исход которых в некоторых случаях был гораздо более трагическим. Эпицентр всех этих потрясений находился в Вене. Очень давние вопросы государственного права всплыли на поверхность в своем самом радикальном виде и добавились к местным проблемам, касавшимся отношений между имперской властью и правами городов и государств империи. Именно эти вопросы вставали уже на повестку дня в Вене при герцогах Бабенбергского дома, {55}при Фридрихе Воинственном, при бургомистрах Форлауфе, Хольцере и Зибенбургере, при Фридрихе II, Фридрихе III и Фердинанде I. {56}Как и в 1522 году, мы в 1848-м видим, с одной стороны, город и провинции, с другой — имперское правительство». [137]

Март 1848 года — роковая дата

Революция разрушила мечту о розовом с позолотой мире, которой жила буржуазия бидермайера. Она вынудила буржуазию признать, что ее безмятежность была иллюзорной, покой искусственным, а беспечность опасной.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже