Повседневная жизнь Вены во времена Моцарта и Шуберта

Этому французскому дипломату довелось сопровождать эрцгерцога Карла и герцога Орлеанского в загородной прогулке. «Под вечер мы вернулись в город, — пишет он. — В общественном парке нам предложили изысканный легкий завтрак под открытым со всех сторон навесом. Вокруг прохаживались многочисленные горожане. Не было никакой охраны — ни одного солдата, ни полиции; ящики, полные столового серебра, подносы, заваленные фруктами, были в полном распоряжении этого доброго народа. Когда мы там появились, люди молча расступились, чтобы мы могли сесть. Вместо шумных приветствий, без которых не обошлось бы в Париже, мы встретили лишь дружелюбные взгляды и уважительную непринужденность. Оркестр под управлением Штрауса играл национальные мелодии. Погода была теплая, небо безоблачное. Этот настоящий праздник, к которому нечего было добавить, продолжался для нас до десяти часов вечера».

Даже сама императорская семья отказывалась от строгого соблюдения протокола, участвуя в народных развлечениях, при этом отмечалась все та же деликатность с обеих сторон, одинаковая готовность не стеснять друг друга. Привязанность народа к монархам выражалась не радостными возгласами при виде императора, а скорее своего рода почтительным дружеским расположением, как если бы такое событие было вполне естественным, повседневным. Представлялось само собой разумеющимся, что монарх запросто прогуливается среди своих подданных. Для графа Сент-Олера, привыкшего к французской толпе, прогулки императора по Пратеру или по Аугартену почти без всякого эскорта и без полицейской охраны были «любопытным зрелищем», но ведь отцу нечего бояться, когда он находится среди своих детей, от них не должно ожидать дерзостей и бесцеремонности. Каждый раз, когда посол описывает взаимоотношения между монархом и венцами, он использует слово « дружелюбие»: действительно, можно говорить о реальном и глубоком взаимном уважении между правителями и подданными.

Как мы уже сказали, Иосиф II предпочитал, чтобы люди не замечали его присутствия и вели себя так, как если бы он был невидимкой. Фердинанд I Великодушный не претендовал на это. Его непринужденность была проще и естественней, потому что сам он был менее робок, чем Иосиф, а значит, менее скован и меньше стеснял людей. Когда его узнавали, он отвечал на приветствия, как ответил бы любой другой прохожий. Эта деталь позволила графу Сент-Олеру, описавшему ее в своих Мемуарах, отметить присущую венскому характеру особенность: непринужденность венцев никогда не угрожала превратиться в неуважительность.

«Обе стороны на равных обменивались приветствиями с дружеской улыбкой. Император знал поименно множество людей и часто обращался к ним с несколькими дружелюбными словами, которые всегда принимались с искренним уважением и никогда не вызывали бестактных ответов. Если он останавливался во время своих частых прогулок, вокруг, на почтительном расстоянии от него, постепенно собиралась толпа; никому и в голову не приходило как-то определять границу, которую не следовало переступать. При таких встречах стирались любые различия, так подчеркнуто соблюдавшиеся при других обстоятельствах. Первая дама Вены не осмелилась бы оттолкнуть женщину из простонародья, чтобы подойти ближе к монарху. Сам же он в присутствии народа служил примером уважения к равенству и импонировал людям скорее своею стеснительностью, нежели пренебрежением правилами, тщательно разработанными полицией для простых граждан». Несмотря на общие бедствия — войну, чуму, наводнения, а также на личные невзгоды (ведь от всего этого Австрия не была застрахована, как и любая другая страна), благополучие жителей Вены было обусловлено «искусством жить», которое выработалось у них самопроизвольно и органически, правда, при благоприятных материальных условиях, но также и в особенности благодаря естественной предрасположенности к благополучию, являющейся чрезвычайно важной чертой характера, без которой эти честные люди, вероятно, стали бы чувствовать себя жестоко угнетенными своими монархами и принимали бы их непринужденность и простые добрые намерения за скрытый «патернализм», чреватый посягательством на их естественную свободу.

Народы, как и отдельные люди, одни больше, другие меньше, наделены способностью «строить свое благополучие», пользуясь средствами, предоставленными судьбой в их распоряжение. Никто не отрицает, что в распределении земных благ, на которых, в частности, зиждется благополучие, играют свою роль внешние события. Но блистательное великолепие, которым Вена украсила себя после страданий под турецкой осадой, энергия и смелость, с которыми она восстановилась после катастрофических разрушений войны 1939–1945 годов, с пронзительной очевидностью свидетельствуют о волшебном даре жителей Вены: об умении улыбаться как благополучию, так и несчастью.

Глава вторая ПОРТРЕТ ВЕНЦА