Читаем Повседневная жизнь во времена трубадуров XII—XIII веков полностью

Повседневная жизнь во времена трубадуров XII—XIII веков

Женевьева Брюнель-Лобришон , Клоди Дюамель-Амадо

Я видел, вижу словно и сейчас,Как тело безголовое шагалоВ толпе, кружащей неисчетный раз,И срезанную голову держалоЗа космы, как фонарь, и головаВзирала к нам и скорбно восклицала.Он сам себе светил, и было дваВ одном, единый в образе двойного,Как — знает Тот, чья власть во всем права.Остановясь у свода мостового,Он кверху руку с головой простер,Чтобы ко мне свое приблизить слово,Такое вот: «Склони к мученьям взор,Ты, что меж мертвых дышишь невозбранно!Ты горших мук не видел до сих пор.И если весть и обо мне желанна,Знай: я Бертран де Борн, тот, кто в быломУчил дурному короля Иоанна!Я брань воздвиг меж сыном и отцом:Не так Ахитофеловым советомДавид был ранен и Авессалом.Я связь родства расторг пред целым светом;За это мозг мой отсечен навекОт корня своего в обрубке этом:И я, как все, возмездья не избег».

Ад, песнь XXVIII, 118–142

* * *«Но видишь — там какой-то дух сидит,Совсем один, взирая к нам безгласно;Он скажет нам, где краткий путь лежит».Мы шли к нему. Как гордо и бесстрастноТы ждал, ломбардский дух, и лишь едваВодил очами, медленно и властно!Он про себя таил свои слова,Нас, на него идущих, озираяС осанкой отдыхающего льва.Вождь подошел к нему узнать, какаяУдобнее дорога к вышине;Но он, на эту речь не отвечая,Спросил о нашей жизни и стране.Чуть «Мантуя…» успел сказать Вергилий,Как дух, в своей замкнутый глубине,Встал, и уста его проговорили:«О мантуанец, я же твой земляк,Сорделло!» И они объятья слили.

Чистилище, песнь VI, 58–75

* * *«Брат, — молвил он, — вот тот (и на другогоОн пальцем указал среди огней)Получше был ковач родного слова.В стихах любви и сказах он сильнейВсех прочих; для одних глупцов погудкаЧто Лимузенец перед ним славней.У них к молве, не к правде ухо чутко,И мненьем прочих каждый убежден,Не слушая искусства и рассудка».* * *Я подошел к указанному мне,Сказав, что вряд ли я чье имя в миреТак приютил бы в тайной глубине.Он начал так, шагая в знойном вире:«Столь дорог мне учтивый ваш привет,Что сердце я вам рад открыть всех шире.Здесь плачет и поет, огнем одет,Арнаут, который видит в прошлом тьму,Но впереди, ликуя, видит свет.Он просит вас затем, что одномуВам невозбранна горняя вершина,Не забывать, как тягостно ему!»И скрылся там, где скверну жжет пучина.

Чистилище, песнь XXVI, 115–148

Данте, с. 196–197, 248–249, 340–341

Перейти на страницу: