Повседневная жизнь воровского мира Москвы во времена Ваньки Каина

«Мошенник» Кондратий Безрукий был скован с торговкой краденым солдатской вдовой Ириной Федосеевой. Ночью 28 декабря 1741 года они были вместе схвачены в притоне слепого нищего Андрея Федулова в Зарядье. Рядом с ними шли воспитанники гарнизонной школы Леонтий Юдин и Иван Тареев, он же Зубарев, ночевавшие в притоне Марфы Дмитриевой на Москворецкой улице, когда той же ночью туда нагрянула команда солдат вместе с Ванькой Каином. Тут же была пара других «мошенников», также обитавших у Дмитриевой, — Петр Рябинин по кличке Ачка и Михайла Стульников, он же Киска, а за ними следовала и сама 44-летняя солдатская жена, содержательница притона Марфа Дмитриева. С ней на одной связке шел крестьянский сын Максим Боровков — известный московский вор и, возможно, ее ухажер, специализировавшийся на домовых кражах, взломавший своим буравом не одну крышу в Москве. Пятнадцатилетний «мошенник» Степан Копылов был скован с хорошо нам известным Матвеем Цыганом. Последний, возможно, уже в то время задумался о побеге и возвращении в Москву, что он и осуществил весной 1744 года. Парой шли московские «мошенники» Степан Жижин и Михайла Рубцов, он же Голован или Рубец. Их многое объединяло: им было по 20 лет, оба были сыновьями московских посадских людей (Жижин — Алексеевской слободы, Голован — Казенной), рано остались сиротами; ночью 28 декабря они были взяты в притоне слепого нищего Андрея Федулова в Зарядье. Вслед за ними шли на одной связке два других посетителя этого притона — Иван Дикой и Денис Криворот. Неподалеку, побрякивая цепями, плелся и сам содержатель притона Андрей Федулов, он же Кизяка, которого вел прикрепленный скованный с ним сорокалетний «мошенник» Михайла Жужла. Рядом шли два «фабричных»-«мошенника» — Тихон Белый и Матвей Тарыгин, вместе схваченные памятной ночью 28 декабря 1741 года в «палате», снимаемой крестьянином Федором Игнатьевым возле церкви Николая Чудотворца на Москворецкой улице. Взятая там же крестьянская вдова торговка краденым Татьяна Иванова теперь шла за ними в одной связке с другой скупщицей краденого, солдатской вдовой Прасковьей Васильевой. Беглый солдат Алексей Соловьев, пойманный тогда же в печуре Китайгородской стены близ Москворецких ворот, был скован цепью с шестнадцатилетним «мошенником» Максимом Клестом, он же Щегол. Торговка краденым купеческая вдова Марфа Семенова составила пару «коллеге», хорошо нам известной вдове заплечного мастера Анне Герасимовой. За ними на одной связке отправились к месту ссылки «фабричные» Григорий Рассадин и Иван Мотыль и т. д. [621]

Шла ли эта толпа с веселыми шутками или в грустном молчании, приободрившись или понурив головы, мы никогда не узнаем, как не узнаем и о дальнейшей судьбе большинства московских воров, торговок краденым, содержателей притонов, из-за доносов Ваньки Каина закованных в ручные и ножные кандалы, связанных попарно цепью и очутившихся в сибирской ссылке.

Впрочем, очень скоро Ванька Каин разделил судьбу своих бывших «товарищей».

Падение доносителя

В феврале 1745 года Иван Каин обнаружил общину, приверженцев христовщины, и донес о ней в Московскую тайную контору. Начались массовые аресты сектантов, которые привели к крупному расследованию. Арестованных оказалось так много (к следствию было привлечено около 450 человек), что в марте 1745 года была создана специальная следственная комиссия, просуществовавшая до 1756-го [622].