Читаем Повседневная жизнь жен и возлюбленных французских королей полностью

Дело выглядело бы забавным, если бы Овернь ограничился разглашением своих сентенций в шутливом тоне. Но он зашел в своем безумии слишком далеко и вступил в опасный заговор с герцогом де Буйоном и маршалом де Бироном, замешанных в сложных интригах с испанцами с целью создания трудностей Генриху IV и возрождения Католической Лиги. Заговор предусматривал, что после смерти Генриха (возможно, имелось в виду убийство короля) Корона перейдет не к дофину, а к сыну Генриетты д'Антраг, объявленному заговорщиками законным наследником. Конспирация дала осечку: один из второстепенных участников разоблачил их и назвал все имена. Бирон и Овернь были арестованы 15 июня 1602 года, и в ходе процесса выявилось множество соучастников. В заговоре оказались замешаны Монморанси, Монпансье, Эпернон. Бирона обезглавили. Граф Овернский с малодушием настоящего принца раскаялся в своих ошибках, изобличил своих приспешников, без колебаний выдал полную информацию обо всех приготовлениях и в награду был прощен и освобожден. Что касается Генриетты, то поскольку король взял ее под свою защиту, она оказалась как бы ни при чем, ибо не нашлось ни одного прямого свидетельства против нее, и ее не тронули. Однако в дальнейшем спокойствие не наступило, и в 1604 году Овернь ввязался в новый заговор, ставивший, в конечном счете, те же цели, что и предыдущий, но с истинно макиавеллиевой интригой. В это время Генрих IV, будучи сильнее, чем когда-либо прежде влюблен в Генриетту, страдал муками ревности. В самом деле, любовница не щадила его и предпочитала объятия тех, чьи любезности она ценила гораздо больше, чем своего коронованного возлюбленного, в адрес которого не жалела ни сарказма, ни оскорблений, называя его теперь не иначе как «вонючим козлом». Их отношения постоянно находились на грани войны. Если верить Сюлли, «они больше не занимались любовью без громкой брани». Генриетта встала на опасный путь своего отца и брата Овернского. Семья д'Антраг не оставила своих притязаний и лишь усовершенствовала стратегию: теперь они утверждали, что брак Генриха с Маргаритой Валуа не мог быть аннулирован и оставался в силе. Следовательно, альянс с Марией Медичи незаконен, а ее дети — бастарды. При таких обстоятельствах сын Генриетты имел преимущества перед всеми остальными королевскими отпрысками. Это замечательное рассуждение имело бы лишь риторическое значение, если бы Испания не решилась разыграть карту Генриетты. Филипп III, который из-за невозможности реализовать свои амбиции с удовольствием отнесся к возможности спровоцировать во Франции период смуты и войны за наследство, сделал Генриетте сногсшибательное предложение. Он обещал ей пенсию в пятьсот тысяч ливров, крепости, инфанту в жены ее сыну, маленькому Вернею, которого он обязывался сделать королем Франции. Составился громадный заговор, куда вошли Овернь, Буйон, Ледигьеры; можно назвать также многих наместников провинций: Эпернона в Сантонже, Шза в Провансе, Лонгвиля в Пикардии и многих других. Но заговорщики не смогли сохранить тайны, заговор был раскрыт, и вновь Овернь, в надежде вывернуться, выступил с полным признанием. Арестовали Антрага и перехватили его бумаги: письма от испанского короля не оставляли никаких сомнений в реальности задуманного. Пришлось вернуть королю досадное обещание жениться, и Генриетта, впавшая в немилость, ожидая суда, томилась под надзором в родном предместье Сен-Жермен. Положение было скверное, но она надеялась на главный козырь — король, хотя и завел новую возлюбленную, графиню де Море, чтобы рассеяться, помышлял лишь о том, как бы снять обвинение с прекрасной заговорщицы, которую он все еще без памяти любил. Они не встречались, но в письмах он продолжал уверять ее в страстной любви. Со своей стороны, она потребовала от Генриха признать свои обязательства: она публично заявляла, что у него не было другой жены, кроме нее, и если он позволит ее осудить, то станет убийцей своей единственной законной супруги. В 1605 году в парламенте начался судебный процесс. Разбирательства печальны, тягостны, но не лишены интереса. Овернь и Антраг соревновались в обвинениях друг друга. Сын Карла IX обвинил свою сестру в распутстве и перечислил ее многочисленных любовников. Генриетта, в свою очередь, отрицала всё, утверждая, что ей ничего не известно о связях ее отца и брата с Испанией, и когда 2 февраля 1605 года парламент огласил свой приговор, с ней обошлись очень мягко. Вердикт был суров в отношении Антрага и Оверня, приговорив их к смерти за оскорбление Королевского Величества. Генриетту же благодушно рекомендовалось запереть в монастырь. Но королевская любовница, даже уличенная в преступных замыслах, располагала более сильным оружием, ибо ее защищала страсть государя. Немного остыв, Генрих вспомнил о Генриетте, жаждал выказать ей свое расположение и ждал только изъявления покорности с ее стороны. Наконец, распутная фаворитка согласилась обратиться к нему с трогательным письмом, что было тотчас же вознаграждено: ей позволялось вернуться к себе, в Верней, а чуть позже — в Париж. Казнь Оверня и Антрага заменили пожизненным тюремным заключением, но второго вскоре освободили. Графиня де Море не проявляла достаточного благоразумия, Генрих упрекнул ее в неверности и, чтобы наказать, возобновил постоянную связь с Генриеттой. Она же, т. е. Генриетта, не желая приспосабливаться к своему положению «каждой бочки затычки», попыталась обрести полную независимость и вышла замуж за герцога де Гиза.

Перейти на страницу:

Все книги серии Как жили женщины разных эпох

Институт благородных девиц
Институт благородных девиц

Смольный институт благородных девиц был основан по указу императрицы Екатерины II, чтобы «… дать государству образованных женщин, хороших матерей, полезных членов семьи и общества». Спустя годы такие учебные заведения стали появляться по всей стране.Не счесть романов и фильмов, повествующих о курсистках. Воспитанницы институтов благородных девиц не раз оказывались главными героинями величайших литературных произведений. Им посвящали стихи, их похищали гусары. Но как же все было на самом деле? Чем жили юные барышни XVIII–XIX веков? Действовал ли знаменитый закон о том, что после тура вальса порядочный кавалер обязан жениться? Лучше всего об этом могут рассказать сами благородные девицы.В этой книге собраны самые интересные воспоминания институток.Быт и нравы, дортуары, инспектрисы, классные дамы, тайны, интриги и, конечно, любовные истории – обо всем этом читайте в книге «Институт благородных девиц».

Александра Ивановна Соколова , Анна Владимировна Стерлигова , Вера Николаевна Фигнер , Глафира Ивановна Ржевская , Елизавета Николаевна Водовозова

Биографии и Мемуары
Гордость и предубеждения женщин Викторианской эпохи
Гордость и предубеждения женщин Викторианской эпохи

«Чем больше я наблюдаю мир, тем меньше он мне нравится», – писала Джейн Остен в своем романе «Гордость и предубеждение».Галантные кавалеры, красивые платья, балы, стихи, прогулки в экипажах… – все это лишь фасад. Действительность была куда прозаичнее. Из-за высокой смертности вошли в моду фотографии «пост-мортем», изображающие семьи вместе с трупом только что умершего родственника, которому умелый фотохудожник подрисовывал открытые глаза. Учениц престижных пансионов держали на хлебе и воде, и в результате в высший свет выпускали благовоспитанных, но глубоко больных женщин. Каково быть женщиной в обществе, в котором врачи всерьез полагали, что все органы, делающие женщину отличной от мужчин, являются… патологией? Как жили, о чем говорили и о чем предпочитали молчать сестры Бронте, Джейн Остен другие знаменитые женщины самой яркой эпохи в истории Великобритании?

Коллектив авторов

Биографии и Мемуары
О прекрасных дамах и благородных рыцарях
О прекрасных дамах и благородных рыцарях

Книга «О прекрасных дамах и благородных рыцарях» является первой из серии книг о жизни женщин, принадлежавших к разным социальным слоям английского средневекового общества периода 1066–1500 гг. Вы узнает, насколько средневековая английская леди была свободна в своём выборе, о том, из чего складывались её повседневная жизнь и обязанности. В ней будет передана атмосфера средневековых английских городов и замков, будет рассказано много историй женщин, чьи имена хорошо известны по историческим романам и их экранизациям. Историй, порой драматических, порой трагических, и часто – прекрасных, полных неожиданных поворотов судьбы и невероятных приключений. Вы убедитесь, что настоящие истории настоящих средневековых женщин намного головокружительнее фантазий Шекспира и Вальтера Скотта, которые жили и писали уже в совсем другие эпохи, и чьё видение женщины и её роли в обществе было ограничено современной им моралью.

Милла Коскинен

История

Похожие книги

100 великих казней
100 великих казней

В широком смысле казнь является высшей мерой наказания. Казни могли быть как относительно легкими, когда жертва умирала мгновенно, так и мучительными, рассчитанными на долгие страдания. Во все века казни были самым надежным средством подавления и террора. Правда, известны примеры, когда пришедшие к власти милосердные правители на протяжении долгих лет не казнили преступников.Часто казни превращались в своего рода зрелища, собиравшие толпы зрителей. На этих кровавых спектаклях важна была буквально каждая деталь: происхождение преступника, его былые заслуги, тяжесть вины и т.д.О самых знаменитых казнях в истории человечества рассказывает очередная книга серии.

Елена Н Авадяева , Елена Николаевна Авадяева , Леонид Иванович Зданович , Леонид И Зданович

История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное