Аррия Старшая сперва отправилась с мужем в Иллирию, потом обратно в Рим, куда его отвезли и посадили в тюрьму. В конце концов, поняв, что супругу не избежать смерти, она отказалась воспользоваться своими связями (у нее были хорошие отношения с Мессалиной), а закололась, чтобы и мужа ободрить сделать то же. «Пет, не больно» (Paete, non dolet), — сказала она ему [609]. В 66 г., когда мужу Аррии Младшей было велено покончить с собой, она, по примеру матери, решила последовать за ним, но Тразея отговорил ее, умолив не лишать единственной опоры дочь Фаннию. Фанния тоже пострадала: Тразея, пав, увлек за собой и зятя, который был сослан. Фанния, видимо, отправилась с ним. Но на этом история славной семьи не кончилась. При Гальбе они вернулись из изгнания. Веспасиан опять увидел в них опасных смутьянов; жена снова была изгнана, а муж осужден на смерть. В царствование Домициана мы вновь видим мать и дочь — Аррию и Фаннию — в группе, оппозиционной режиму, включавшей нескольких сенаторов (в том числе Юния Маврика, искавшего мужа для племянницы) и еще одну женщину — Гратиллу. Фанния была изгнана: «Когда Сенецион находился под судом за то, что составил книги о жизни Гельвидия и в защитительной речи сказал, что его просила об этом Фанния, она на грозный вопрос Меттия Кара, действительно ли она об этом просила, ответила: "Да, просила"; на вопрос, дала ли она ему, когда он решил писать, материалы — "Да, дала"; с ведома ли матери — "Без ведома"; и после этого она не произнесла ни одного слова, которое было бы внушено страхом перед опасностью. Мало того, эти самые книги, хотя они и были уничтожены по постановлению сената <…>, она после конфискации ее имущества сохранила, держала при себе и унесла в изгнание причину своего изгнания» [610]. Обе вернулись в правление Нервы и помогали Плинию, отмстившему за них одному из обвинителей Гельвидия Приска — Церту. Нас не интересует, были ли оппозиционеры жертвами собственных идей или, как полагают некоторые историки, предателями.
Во всяком случае, в образованных женщинах, интересующихся философией, для нас нет ничего удивительного. Уже Корнелия училась у Карнеада [611], уже Цереллия желала прочитать трактат Цицерона «О пределах добра и зла» [612]. Стоицизм же мог стать и политической идеей: он не отвергал монархии как таковой, но, если императора считали тираном, не мог не вызвать враждебности к режиму. Больше всего нас здесь интересует тот факт, что женщины участвовали в политических процессах: обе Аррии, вероятно, косвенно, Фанния — прямо: ее судили и осудили.
Как некоторым римлянкам удавалось играть роль, которая в принципе была для них закрыта, — одна из самых неоднозначных, но и самых интересных особенностей положения женщины в Риме.
Предвыборная агитация в Помпеях