Подспудно ощущаемое чувство неполноценности постепенно превращалось в ненависть. Греки отвечали на неё презрением. Столкнувшись лицом к лицу во время первого крестового похода, византийцы восприняли крестоносцев как грубых, алчных, невежественных варваров. Византия не разделяла идею священной войны, живя отнюдь не военным промыслом, но торговлей. Наконец, накопившаяся ненависть, зависть и злоба привели к кровавому эпилогу: в 1204 г. Константинополь был захвачен и разграблен участниками четвёртого крестового похода. Им достались сказочные богатства. По свидетельству одной из хроник, «никогда ещё с сотворения мира ни в одном городе не была взята подобная добыча». А для тех рыцарей, кто ещё мог испытывать стыд от безжалостной резни собратьев, был припасён убедительный довод, что «греки вовсе не были христианами и убивать их — это меньше, чем ничто». Воистину, «сами сарацины более добры и сострадательны», писал о крестоносцах византиец Никита Хониат.
В отношении мусульман всё было ещё проще и определённее. Они — враги, «племя неверных, не достойных звания людей, гнусных рабов дьявола» — так провозгласил папа Урбан II в Клермоне, инициируя первый крестовый поход. Борьба с неверными становится навязчивой идеей, рыцарским идеалом. Впрочем, как и с Византией, с исламским миром не только враждовали, но и торговали, у него учились. Интересно, что в этой торговле присутствовали многие, казалось бы, современные моменты. Так, применялось папское эмбарго, существовал «список стратегических товаров», лицензии. Например, из Византии запрещено было вывозить пурпурные одежды, являвшиеся для Запада самой настоящей роскошью.
Средневековое население было на редкость мобильным. Собственности как таковой не существовало, скромные пожитки могли уместиться в котомке, а драгоценности и монеты — в ларце или кошельке. Странствуют рыцари, завоёвывая себе феоды или ища выгодную службу у могущественных суверенов. Бродяжничают студенты и школяры, мигрируют крестьяне, путешествуют клирики, бредут по дорогам паломники… Так будет до XIV в., начиная с которого это «броуновское движение» постепенно затихнет, поскольку странник будет рассматриваться как вредная и опасная личность.
Время
Широкую известность получило определение М. Блока, характеризующее отношение средневекового человека ко времени — полное безразличие, индифферентность. Время принадлежит Богу, оно создано божественной волей, и человек не может им распоряжаться по своему усмотрению. Время было «бесценным», оно не представляло ценности в современном понимании нашего технического, информационного мира, когда человек живёт по часам, включённый в жёсткий ритм быстро текущих дней. Осознание ценности времени, отражающее лозунг буржуазного мира «Время — деньги», придёт гораздо позднее вместе с развитием и укреплением новых, буржуазных отношений. С нашей точки зрения, время той эпохи использовалось совершенно непроизводительно, растрачивалось попусту — на долгие путешествия, длительные церемонии, моления, ритуалы. Человек жил в неспешном ритме природного цикла — смен времён года, чередования дня и ночи.
Более или менее точного измерения времени в Средние века не существовало. Те успехи, которые были достигнуты в этом деле античностью, канули в Лету вместе с исчезновением античного общества. Искусство строить солнечные и водяные часы сохранилось в Византии и в арабском мире, в средневековой же Европе они являлись редкостью, раритетом, принадлежащим монастырскому или дворцовому обиходу. Например, в Клюнийском аббатстве время отсчитывали клепсидрой со звоном. Конечно, существовали собственные методы вычисления даты и часа, некоторый инструментарий, хотя во многом рудиментарный и примитивный. Так, время, особенно ночное, исчислялось по длине свечей, а короткие промежутки могли определяться по чтению молитв.
Повседневный отсчёт времени ориентирован был на природные контрасты, на противопоставление дня и ночи, зимы и лета. Они магически ассоциировались со светом и тьмой, с добром и злом. Так как искусственный свет был редкостью, то ночь почти всегда темна, таит в себе всевозможные реальные и мнимые угрозы. День же, наоборот, несёт солнечный свет, олицетворяет добро и радость. В XII веке приходит откровение: «Бог — это свет!». Рождается искусство готики, эстетика готического собора: кружева камня, устремлённого ввысь, феерия витражей, пластика и выразительность статуй. Подобным же образом противостоят лето и зима. Интересно, что в Средние века знали не четыре, а только два времени года. Весна поглощается летом, а осень — зимой. Само слово «весна» появляется в поэзии вагантов, ассоциируясь с началом летнего расцвета, приходящегося на май.