Повседневность Средневековья

Чаще всего, однако, ордены выполняли чисто презентационные функции, отдавая дань модной символике. Это орден Меча Петра Лузиньяна, требовавший от кавалеров чистой жизни, Белой дамы на зелёном фоне маршала Бусико, основанный «для защиты притесняемых женщин», а также орден Благовещения Амадея Савойского, орден Чертополоха Людовика Бурбонского и многие другие, вплоть до дворян герцогства Бар с их орденом Борзой собаки. Все они совершали определённые ритуалы, имели те или иные красочные атрибуты. Так, например, члены ордена Святого Антония должны были носить Т-образный крест и колокольчик, а в ордене Меча — золотую цепь, состоящую из звеньев, изображавших первую букву слова «молчание». Ордены имели свой обслуживающий персонал: канцлера, казначея, герольдов со свитой. Герольдмейстеры, герольды, оруженосцы назывались особыми именами: Лев, Единорог, Красный Дракон и т. п. Для членов того или иного ордена создавались специальные костюмы.

Логическим продолжением рыцарского церемониала являлись обеты — обещания совершить то или иное деяние. Значение их могло колебаться от высокого религиозного или воинского до романтико-эротического и шутливого. Клялись принять участие в крестовом походе, совершить подвиги на поле боя, служить своему королю или какой-либо даме. Для скорейшего достижения цели приносившие обет подвергали себя определённому воздержанию. Как правило, это были ограничения в пище, одежде, некоторые касались внешнего вида: не стричь волосы, не бриться и другие. Бертран дю Геклен, например, поклялся не брать в рот мяса и не снимать платья, пока не овладеет Монконтуром. Другой рыцарь дал обет не ложиться в постель по субботам, пока не сразит сарацина, а третий — по пятницам не кормить коня, пока не дотронется до знамени Великого Турки.

Об обетах часто объявляли за столом. Их дают Господу, Деве Марии, дамам или дичи. Знамениты обеты «цапли», «фазана», «павлина». Так, на пиршестве в Лилле Филипп Добрый даёт обещание участвовать в крестовом походе — обет «фазана». Столетней войне предшествовал легендарный эпизод с обетом «цапли», когда король Эдуард III и английские рыцари поклялись начать войну с Францией. Сюжет этого обета таков: французский сеньор Робер Артуа, изгнанник, нашедший приют в Англии, демонстративно предложил королю, отнюдь не выказывавшему воинственных намерений, мирную и пугливую птицу — цаплю. Свой оскорбительный демарш он объяснил тем, что король не берёт, не завоёвывает принадлежащую ему по старинному праву соседнюю страну. Тем самым, по легенде, он дал повод, спровоцировал короля и его окружение начать военные действия.

Зачастую условием клятвы служили волосы. Во время Авиньонского пленения папа (анти-папа) Бенедикт XIII поклялся не стричь бороду, пока не получит свободу. Предводитель гезов Люме принял подобный обет, стремясь отомстить за графа Эгмонта. Можно добавить, что подобные клятвы отозвались эхом в истории, достаточно вспомнить кубинских революционеров-бородачей — барбудос. Был и другой тип обетов: они могли быть шутливыми — служить тому господину, который больше заплатит, или жениться на той девице, у которой найдется 20 тыс. крон. От великого до смешного — один шаг.

Война

Рыцарский идеал всё более приходит в столкновение с реальными военными действиями. Военная стратегия и тактика требовали отнюдь не рыцарских действий, а гибкости на поле боя: умения захватить врасплох, зайти с флангов, быстро сменить позицию. Война того времени в основном состояла из отдельных набегов и стычек. Но рыцарский дух более, чем где-либо, проявлялся именно в данной сфере, и потому здесь господствовали или, по крайней мере, старательно демонстрировались подчас средневековые представления и нормы поведения. И, хотя во второй половине XIV в. турецкая экспансия стала грозной опасностью для Европы, тем не менее, главным политическим устремлением европейских государей продолжает оставаться идея крестовых походов.

Борьба с турецкой агрессией рассматривалась как второстепенная задача в великой миссии освобождения Иерусалима, хотя турки стояли уже практически в центре Европы, штурмуя Вену. Даже трагедия под Никополем, где войско крестоносцев было разбито турками, не избавила европейских властителей от политических иллюзий. Даже на смертном одре король Англии Генрих V заявлял о своём намерении отправиться на завоевание Иерусалима. Так же и в середине XV в. папский легат кардинал Николай Кузанский продолжает проповедовать необходимость крестового похода.