Идеальная, с точки зрения крестьян, разница в возрасте новобрачных составляла два-три года в пользу жениха. Для невесты считалось бесчестием выйти замуж за «старика», то есть мужчину старше ее более чем на три года. Исходя из демографической ситуации, это было вполне оправданно. Средняя продолжительность жизни мужчин в селе была на два-три года меньше, чем у женщин. С увеличением возрастной разницы брачующихся для крестьянки возрастала вероятность раннего вдовства{42}
.Браки в русской деревне были не только ранними, но и всеобщими. По данным демографической статистики конца XIX века, вне брака оставалось не более 4 процентов жителей села{43}
. К мужчинам и женщинам брачного возраста, не создавшим семью, общественное мнение села относилось крайне неодобрительно. В глазах крестьян это воспринималось как неисполнение заповедей Божьих и поругание народных традиций. Оправданием безбрачия в глазах крестьян служили только физические или умственные недостатки. С пониманием относились сельские жители к монашествующим, тем, кто решил посвятить свою жизнь Богу и давал обет безбрачия. Существовала в деревне и категория женщин, которые не вступили в брак по тем или иным причинам, их называли «черничками».В крестьянской среде конца XIX — начала XX века сохранялось понятие святости венца. Жители села осуждали незаконное сожительство, считая это преступлением, поруганием религии и чистоты брачного очага. Невенчанный брак в деревне был явлением редким. Крестьяне к гражданскому браку относились с подозрением. В таких случаях женщину часто презирали. Ее ставили в один ряд с гулящими девками и подвергали всяческим оскорблениям. Осуждая женщину за незаконную связь, общество тем не менее обращало внимание на хозяйственность крестьянки. Умелое ведение хозяйства выступало важным условием, смягчавшим оценку ее нравственного облика{44}
.Осень традиционно являлась временем крестьянских свадеб — это объяснялось окончанием сельскохозяйственных работ и появлением у крестьян денежных средств для того, чтобы «сыграть свадьбу». На осень — зиму в селе приходилось большинство престольных праздников, к которым крестьяне стремились с целью экономии приурочить свадебные торжества. По данным А. И. Шингарева, в селах Ново-Животинном и Моховатке Подгоренской волости Воронежского уезда 81,7 процента от всего годового количества свадеб приходилось на период с октября по февраль{45}
. В Тамбовском уезде (1885 год) только на октябрь — ноябрь приходилось 64 процента всех браков за год{46}. Браки не совершались в марте (Великий пост) и декабре (Рождественский пост) — в это время венчание воспрещалось. На период Великого поста, по подсчетам В. И. Никольского, приходилось и минимальное количество зачатий, что составляло 5.5 процента{47}. Если принять, что в среднем в месяц приходилось 8,3 процента от годового числа зачатий, то следует признать, что даже в такой трудно поддающейся контролю сфере, как половые отношения, крестьяне в большинстве своем придерживались установлений православной церкви.Другой максимум деревенских свадеб приходился на зиму, январь — февраль. Традиция зимних браков была связана с показателями медицинского характера. По наблюдению священников и врачей осенне-зимние свадьбы, а соответственно и зачатия были более благоприятны для рождения здоровых детей осеннего периода. Женщины по опыту предыдущих поколений понимали, что летние роды несут много инфекций, а зачатие ребенка весной грозит выкидышем, так как в это время приходится много работать на земле. По расчетам исследователя Б. Н. Миронова доля зимних свадеб у населения Европейской России в период 1906–1910 годов составляла 42,2 процента{48}
. Сезонность сельских браков была результатом взаимодействия церковных установлений и особенностей аграрного труда.С замужеством для русской крестьянки начинался новый этап в ее жизни. Изменение общественного статуса влекло за собой обретение ею новых функций, обусловленных традициями семейного быта.
Чадородие
По народным представлениям главное предназначение женщины заключалось в продолжении рода. Само соитие между мужчиной и женщиной по православным канонам было оправдано лишь как средство для зачатия детей. Рождение ребенка воспринималось как милость Божья, а отсутствие детей у супругов расценивалось как наказание за грехи.