Повстанческая армия имени Чака Берри

«Улицы — наши кисти, площади — наши палитры!» — кричал всю вторую половину апреля вернувшийся со своих Уренгоев идиот Мирон Немиров. Оно и понятно — на Уренгое на улицах особенно не поторчишь. Результат не замедлил появиться: 3 мая все учебные заведения Тюмени были завалены прокламациями в страшном количестве тридцати экземпляров, оповещавшие о том, что 1.05 в 12°° в спортсквере социально-музыкальный формейшн ИНСТРУКЦИИ ПО ВЫЖИВАНИЮ* будет представлять народу примерную структуру своего нового альбома «Быстрая жизнь в городе Урюпинске во все времена года в условиях обострения классовой борьбы», к работе над которым она приступила. Песни, которые уже сделаны, должны были быть акустически спеты, т. е. которые готовы только наполовину или и того менее, их должен был прочесть идиот и трижды герой poк-н-ролла М. Немиров самолично.

Придя на место, ИНСТРУКЦИЯ обнаружила, что народу по объявлению пришло довольно иного, но он какой-то странный. Уж шибко двухметровый и квадратный. Ну что ж, назвался груздем — полезай в кузов. Пелись и читались:

«Город Урюпинск», «Тинейджер», «Мы все в конце», «Где-бы, где-бы», «Имени крученных», «Весна», «Живой Немиров», «Девчонки», «Ленинградский рок-н-ролл», «Лето без денег», «Каждую ночь», «Осенняя влага», «Желание иметь много денег», «Военкомат», «Человек в тундре».

Играли: Саша, Валера, Аркаша — гитары, Ромыч — вокал, Джаггер-флейта + портфель, по которому он стучал. Как оно все было? Так себе — ИНСТРУКЦИЯ не акустическая команда и под гитару не звучит. Опять же двухметровые квадраты, видимо, оказывали на игроков нервозное воздействие, поэтому игралось и пелось как-то вяло, особенно первая, панкообразная часть программы. 3ато здорово прошли развеселые песни — «Весна», «Девчонки», «Немиров», и «Ленинградский рок-н-ролл».

Сразу после начала, квадраты стали приближаться и охватили Инструкцию этаким кольцом. Реакция была на песни различной: одни откровенно скучали, ковыряли землю носком башмака и т. п., но не уходили: они были на работе. Другие внимательно слушали, пытаясь, видимо определить, под какую статью это подходит. А некоторые даже улыбались и притопывали в такт, время от времени морщась от мироновских матов, которые он написал в тексты. Помимо людей, которые пришли сюда работать, имелись и отдельные несчастные прохожие, которые смотрели на все это с глубоким сомнением. Помимо того, были, конечно, фаны, которые, впрочем, не слишком вяло-торчали все-таки было. Добродушного вида — но тоже двухметровый человек, сидевший на скамейке, навинтил на фотоаппарат огромный объектив и принялся все это дело увековечивать. Доверчивая Инструкция, падкая на славу, восприняла это как выражение одобрения, и Аркаша, подстрекаемый безответственным фаном, время от времени поворачивался к человеку и улыбался кривыми зубами. Зря он это делал, не будут его фотографии висеть над кроватью мирного любителя рок-музыки: как вскорости выяснилось человек, который снимал, тоже был на работе. После случилось вот что:

Мирон снял с Варелы роскошную буржуйскую шляпу и пошел по кругу. Подавали вяло, но 14 руб. 26 коп. он собрал. После чего ведомый под руку неизвестный широкоплечим человеком в штатском пошел в неизвестном направлении. Растерянная ИНСТРУКЦИЯ двинулась было за НИМИ вслед, но профессионально поставленный вопль «Стоять!» прекратил это ДЕЛО. Началась беседа. Человек в штатском, который был здесь на работе, тов. Петряев, как выяснилось из удостоверения, которое его было попрошено-таки предъявить, выражал недоумение. Поют, понимаешь ли. Одеты не по уставу. Тяжело ему это было, и в этом он решил ИНСТРУКЦИИ исповедоваться. Выслушав исповедь, ИНСТРУКЦИЯ все же двинула узнавать судьбу Мирона. Куда? Ну, братцы, не первый же раз замужем, в КГБ, конечно.

Придя на площадь, ИНСТРУКЦИЯ попыталась попасть во внутрь большого здания на углу. В ответ на такое бесстыдство ей было предложено быть посаженными в тюрьму для выяснения личности всех, у кого нет при себе паспорта. «Мы свободные люди в свободном мире, т. е. в стране!» — пробовали возмущаться форманты. — «У нас не осадное положение, комендантского час нет, паспорта с собой поэтому кто ж носит-то?» — роптали они. «Ты щас эту погремушку свою проглотишь», — услышали они ответ /Маракас, который Ромыч держал в руке, имелся ввиду/. Однако вскоре Мирон появился наружу, живой, не битый, и даже веселый, и что с ним там было, пускай расскажет он сам.

Мирон:

— Ну значит, взял я шляпу и пошел, ну, подхожу к народу, который сидит на скамейке, нет, говорят, художественный уровень у вас низкий, — отвечают они. Тут подходит молодой человек в куртке, вынимает бумажник, вынимает из бумажника пять рублей, — пожалуйста!

Я был ошарашен. Ну-у-у, говорю… Тут ко мне подходит сбоку второй молодой человек и радостно сообщает: «А вот теперь вы нарушили закон. Проедемте!» Что мне делать? Я пошел.

И идем мы, и я думаю: «жжеж Герой рок-н-ролла, так твою мать. А на самом деле безропотно идет как баран на заклание. Убечь?»