Повстанцы

— Дзидас, сделай что-нибудь! Без тебя ничего не выйдет. Забирай Винцаса и Казнса, скачите в Палепяй. Пранайтис пособит. Вы ведь друзья. И другие к вам присоединятся. Скродский Пятраса ненавидит — запорет, замучает!..

Слезы навернулись у нее на глаза.

Упершись плечами в стену, Дзидас понуро уставился в землю и о чем-то напряженно размышлял, даже лоб покрылся испариной. Вдруг он поднял голову и успокоительно похлопал Катре по плечу:

— Не хнычь. Я знаю, что делать. Небось вырвем его хоть бы у самого черта из лап!

В глазах Дзидаса сверкала отвага.

— Ребята! — крикнул он, заглушая галдеж. — Времени у нас в обрез. Ежели не отобьем по дороге, так хоть задержим, чтобы попозже до имения добрались. Ночью пороть не станут, а до утра мы свое сделаем. Винцас, Казис, ну, кто там еще? Ионас! Садитесь на коней и скачите вдоль лугов наперехват. Поспеете. Пока они кругом грязищу объедут, вы — уже там. Знаете, за кустарником через канаву мостик перекинут? Быстренько его разберите. Канава полна воды. Там они и застрянут. Топоры прихватите. Живо! Прямо по лугу! Один пусть гонит в Палепяй к Пранайтису. А мы — за ними следом.

Винцас Бальсис, Казис Янкаускас и Ионас Кедулис ухватили топоры и ломы, сели на лошадей и поскакали.

Весть об аресте Пятраса уже облетела всю деревню. Народ толпился — кто возле Бальсисов, кто возле Нореек. Бабы вопили и причитали, мужчины сгрудились вокруг Дзидаса — он был известен как смекалистый парень, а его решительность всем была по душе. Село грозно гудело, как растревоженный пчелиный улей. Не было двора, откуда кто-нибудь не побежал бы к Бальсисам или к Норейкам. Лишь двор Сташиса казался вымершим. Оттуда никто не появлялся на улице, никто не торчал у забора или у ворот. Только сам Сташис из-за подпорки хлева осторожно подглядывал, что творится у соседей.

Дзидас отобрал еще пятерых охотников пешком гнаться за полицейской повозкой, не спуская с нее глаз. Кто сунул за пояс топор, кто ухватил лопату, кто — кол, и по трое с обеих сторон дороги быстро зашагали в сторону поместья.

Солнце уже близилось к закату. Как часто бывало теперь об эту пору, небо на западе стало проясняться. Сквозь бледные просветы в тучах прорывались сверкающие, как золото, зори. Подмораживало. Жидкая грязь на дороге застывала, лужицы покрывались тоненькой исчерканой ледяной коркой. Идти по обочинам становилось легче: нога не увязала и не скользила, грязь не прилипала к обуви. Шестеро мужчин быстро шагали, укрываясь за стволами придорожных деревьев, за кустарником.

Немного спустя они увидели на середине дороги повозку. Она с трудом двигалась, еле выдирая колеса из застывающей грязи. Шестеро замедлили шаг. На повозке, кроме возницы, сидели трое, еще трое шлепали по бокам.

Дзидас грозно взмахнул своей дубиной.

— Ребята, — зашептал он, — мы бы их — голыми руками!

— Чтоб только наши поспели мостик разобрать, — отозвался Норейка.

Дзидас в этом нисколько не сомневался:

— Поспеют. Верно, они уже там.

Повозка еле ползла. Слышно было, как возница ругает и хлещет коней. Двое слезли с воза, чтобы лошадям стало легче. Дзидасова шестерка остановилась под деревьями переждать, пока чужаки немного отдалятся. Дорога была совершенно пуста, завывал пронзительный ветер, на западе просветы в тучах расширились и показался красный, как раскаленный уголь, край солнца. Но на земле от этого стало еще темнее и сиротливее. Огромные черные тени потянулись по полям и лугам, а вся окрестная долина утонула в сумраке.

На повороте повозка скрылась из глаз. Шестеро снова прибавили шагу. Большак исчезал в кустарниках. Ничего не было видно, но ясно слышались голос возницы, хлопанье кнута и фырканье лошадей.

Минуту спустя крестьяне вздохнули с облегчением. Они добрались до луга, откуда под прикрытием кустов ольхи и ракиты можно было незаметно наблюдать за повозкой. Ров и мостик уже где-то неподалеку.

Внезапно из ракитного куста вынырнул Винцас Бальсис.

— Ну, как? — спросил Дзидас. — Удалось?

— Удалось, — прошептал Винцас. От волнения у него дрожали руки, сжимавшие палку.

— Сколько вас там?

— Пятеро.

— Пранайтис тут?

— Тут. В кустах, при дороге, недалеко от мостика.

Дзидас остановил своих:

— Ребята, у кого нож?

Нож оказался у Винцаса.

— Ладно. Как только набросимся на жандармов и стражников — кидайся к Пятрасу и перережь веревку.

Все сжали дубины. Норейка вытащил топор. Но Дзидас предупредил:

— Ребята, осторожно — насмерть не бейте. Меньше будет беды. И надобности в том нет. Смотрите, как бы они не выстрелили. Хватайте их за пистолеты. Только Пятраса освободим — обратно в кусты, и каждый кто куда. Винцас, ступай к своим. Вы сами не начинайте — обождите нас. Слушайте, когда сова крикнет. Это — знак.

Винцас исчез в кустарнике, а шестеро осторожно, издалека огибая повозку, быстро двинулись ко рву. Спрятались в ракитнике недалеко от большака и того места, где недавно находился мостик, а теперь только бревна, чурбаки и обрезки досок валялись на берегу. Ров шириной сажени в две, полный клокотавшей воды, стал неодолимым препятствием и для пешего, и для подводы. Солнце совсем зашло, в долине сгустился сумрак.