Повторение пройденного

Другие взводы и комбат Буньков шли где-то рядом, слева. Мы, видимо, крайние в цепи. И звукачи, и оптики, и фотографы, и хозяйственники находились левее Бунькова. Кажется, там и майор Катонин, и его замполит, и начальник штаба. Катонин, насколько я узнал его за время пребывания на фронте, обязательно сам участвовал во всех операциях. Как-то раз замполит пытался отговорить майора:

- Тебе, Степан Василич, не надо бы...

Это было еще в деревне Низины, когда к штабу прорвались немецкие самоходки.

- Постой, постой, не мешай, - сказал Катонин. - Берика лучше две бутылки. Вот, вот. Нас и так мало.

Мы знали майора давно, с первых дней нашей службы в армии. Знали как начальника школы и потом как начальника штаба полка. Тогда он был для нас только начальником. Он остался им и сейчас, может быть, даже в большей степени. Командир дивизиона, да еще самостоятельного, равного любой воинской части, - выше его начальника для нас не было. И все же для нас открылось что-то новое в майоре, и прежде всего его смелость...

Мы продолжали пробираться через лес: я, рядом Саша, через несколько человек Володя, и опять - наши ребята.

Чем глубже мы заходили в лес, тем чаще нам попадались разбитые снарядами деревья, и щепа под ногами, и воронки, в которые мы проваливались как в пропасти. Мы шли с автоматами и карабинами наперевес и с гранатами в сумках противогазов. Нарушая все воинские законы, мы давно спрятали свои противогазы в машинах. Там нашлось для них удобное место: в ящиках под сиденьями.

Но как это ни странно, удивительная тишина стояла в лесу. Темень и тишина. Казалось, будто лес вымер. Ни единого человеческого голоса, ни единого выстрела. А ведь этот лес грохотал десятками разрывов час назад. Неужели огонь нашей артиллерии уничтожил всю группировку? Целую пехотную дивизию, артиллерийский полк, полк самоходок и бронемашин? Пусть эти части неполные, побитые, но все равно - неужели от них ничего не осталось?

В это трудно было поверить, хотя, может быть, в душе мы и надеялись. Судьба окруженной немецкой группировки так или иначе предрешена - слишком глубоко в тылу наших войск оказалась эта группировка. Но встреча с каждым немцем, даже в тылу наших войск - это опасность, и опасность реальная. Глупо погибнуть от пули такого окруженного немца.

- Какой-то просвет, - шепнул Саша.

Впереди действительно показался просвет. Деревья поредели, перед нами виднелось что-то белое. Неужели снег? Мы вышли на поле - небольшое, чуть прикрытое снегом и изрытое воронками. На поле торчала черная, закопченная самоходка, и артиллерийская батарея малого калибра с перевернутыми орудиями.

- Осторожно, я иду вперед, - сказал комвзвода.

Все тихо. Лейтенант уже махнул нам - от самой самоходки.

Мы пошли дальше. Самоходка, верно, сгорела. Даже крест на ее корпусе еле виден.

За полем опять продолжался лес - еще больше разбитый, чем прежде. Многие деревья свалены наземь, перебиты пополам, выдернуты с корнем. Мы пробирались через настоящий бурелом.

Комвзвода торопил:

- Здесь можно бы идти побыстрее!

И верно, опасности никакой не было. А мы плелись, словно противник рядом.

Теперь мы шли рядом с лейтенантом.

- А вы, товарищ лейтенант, после войны опять в школу вернетесь или в армии останетесь? - ни к селу ни к городу спросил я комвзвода.

И верно, глупо. Или мне было просто не по себе от этой зловещей тишины и неизвестности?

Саша словно угадал мои мысли:

- Тебе не страшно?

- А тебе?

- Чуть-чуть.

- Не знаю, - ответил я.

А комвзвода молчал, так и не ответив на мой вопрос.

Наконец произнес:

- Не знаю, не знаю...

Мы еще не видели ни одного немца, но справа, и слева, и впереди раздались возгласы:

- Хенде хох!

- Стой, сволочь! - закричал Соколов и свалил кого-то наземь.

Мы подбежали к нему - перед ним не один, а трое немцев, двое стояли с поднятыми руками, третий валялся в ногах. Он пытался выстрелить. Лейтенант ногой вышиб у него автомат.

Теперь за деревьями ясно видны немцы. Одни выходили сами на наши крики, другие сопротивлялись, третьи, раненные, стонали. В темноте мы то тут, то там натыкались на тела убитых. Их не успели похоронить, и они лежали рядом с живыми. Где-то недалеко раздавались автоматные очереди, крики на русском и немецком языках, брань.

Часть пленных наши ребята уводили сразу. Других, которые не сопротивлялись, собирали в группы.

Володя собрал, кажется, человек двадцать.

- Веди, Протопопов! - приказал комвзвода. - И этих прихвати! Справишься?

- Справлюсь! - бодро выкрикнул Володя.

Мы двигались дальше.

На поляне стояло несколько бронетранспортеров и самоходка. Один из транспортеров повернул в нашу сторону дуло пулемета.

Поляна была уже окружена. Здесь сошлись почти все наши - два командира взвода, сержант и комбат Буньков.

- Ложись! Гранаты! - приказал комбат.

В бронетранспортер полетело несколько гранат одновременно. Одна упала рядом, другая взорвалась в воздухе, но все равно машина вспыхнула. Кто-то попал в цель - в бензобак.

И опять на поляне тишина.

- Убит, - произнес лейтенант Соколов. Он уже успел заглянуть в горящую машину.