Теперь дедовых лесов на Вологодчине не сыскать: повырубали временщики руками спившихся мужиков столетние боры, которые деды для нас оставили, чтобы мы, взяв меру, своих детей не забыли. Старший московский брат, у которого на Шексне изба-дача сработана, говорит, что того леса, что Дубровой зовется, куда мы за грибами несколько десятилетий назад ходили, почти не осталось – вырубили и то ли финнам, то ли в Китай за безценок продали. Ну и живности мало осталось.
Но я не об этом хотел. Водятся еще в той местности медведи. Однажды охотники, убив медведицу, принесли с собой крохотного медвежонка, а когда выходили, устроили его ради забавы на базу отдыха в селе Новленском. Не знавший леса медвежонок вырос в добродушного и веселого медведя по кличке Митрофан; он и привлекал в эти места отдыхающих. Держали его в клетке, выпускали на длинной цепи, и никаких увечий или страха потешный Митрофан не вызывал. Глядишь, так бы и прожил он свой медвежий век с людьми, но у животных, как у людей своя судьба.
Посетил нашу страну летом испанский король Хуан Карлос I и возжелали его величество поохотиться на медведя. Слово короля – закон. Тут и пересеклись, к несчастью, пути вологодского медведя с монаршей особой. Медведя посадили в клетку и привезли к месту охоты. Щедро напоили его водкой, смешанной с медом, и пустили в поле. Трудно ли попасть из карабина в грузное пьяное животное? Его величество Хуан Карлос I уложил Митрофана с первого выстрела. Вот и вся история. Остальное уже неинтересно. Выделанную шкуру, говорят, король увез в свой дворец. Когда охота получила огласку, начались отпирания: мол, медведь пытался выйти на волю, сломав прутья решетки, и его застрелил егерь; что никаких медведей, дескать, король пальцем не трогал, а забрался в вологодскую глухомань воздухом подышать… Только пуста стоит медвежья клетка, и горюет по нему подруга-медвежица, а люди говорят, что мишка, выросший с людьми, был добродушным увальнем.
Нет теперь, видно, спасения ни рыбе, ни птице, ни зверью дикому от страшного двуногого зверя, называющего себя человеком. Да и сам он – долго ли протянет…