Повторение прошлого (СИ)

А самый первый раз он увидел ее в начале зимы прошлого года, когда она только еще устроилась на работу. Так себе серая мышка с затянутым на затылке хвостом, на которую он даже не обратил внимания. Слышал только, что к ним устроилась какая-то новенькая, которая никогда не смеется. Ее так и прозвали — Несмеяной, за свой неулыбчивый нрав. «Ни одна черточка на лице не дрогнет при разговоре, — трепался кто-то из сослуживцев по поводу, — и мужиков, судя по всему, эта стерва просто ненавидит!»

Стерва курила на лестничной клетке и смотрела в окно, накинув на плечи серое пальто. Был хмурый полдень, валил мокрый мерзопакостный снег, убивая последнюю надежду на что-то хорошее в этом мире. Погорел же, спеша по своим служебным делам, решил воспользоваться лестничным пролетом, чтобы не дожидаться лифта, а заодно и перекурить в неположенном месте, пока и там камеры не повесили. Не на улицу же спускаться за несколькими затяжками, половину рабочего дня как раз в лифте и проведешь, а работать когда? Поэтому и нарушал, рискуя нарваться на штраф. Вот так рядом и оказался с еще одной нарушительницей.

— Ничего, что я к вам спиной? — спросила она, делая очередную затяжку.

— Не обращайте внимания, — нехотя отозвался он, прикуривая и жадно затягиваясь.

— Холодно и хочется спать, — поежилась курильщица, выдыхая дым в стекло, равнодушно наблюдая за поведением «разбивающейся» струи, — ненавижу холод. И смотреть на весь этот стеклянный ужас, что нас окружает тоже ненавижу.

— А вы не смотрите, — усмехнулся Погорел, — курите с закрытыми.

— Не получается, — скривила она губки, — зло притягивает. Более того, это стеклянное совершенство нарушает нашу с вами экологию психологического пространства, вгоняя людей в депрессию и бессонницу.

— А мне нравится.

— Не видеть естественного света? — курильщица явно не оценила его юмора. — Вам нравится жить в колодце из стекла и бетона?

— Никогда над этим не задумывался. Жизнь так коротка, чтобы забивать ее всякой ерундой, не устраивают эти стекляшки, место работы поменять никогда не поздно.

— Не только клерки не выдерживают, на днях руководитель одной юридической компании повесился в своих апартаментах на галстуке, не выдержав стеклянного напряжения.

— Думаю, не от этого, — усомнился Погорел, — были причины посерьезней.

— Например?

— Перешел кому-нибудь дорогу, задолжал, обанкротился, подставил сильных мира сего, причин масса…

— Или крыша поехала от стеклянного рая, жить и работать безвылазно в одном здании, спятит кто угодно.

Погорел улыбнулся и кивнул:

— В наше сумасшедшее время предположить можно все что угодно, лишь бы только эти предположения не касались петли.

— За все в этой жизни надо платить, этот за свое рассчитался.

Злючка повернулась к нему лицом, но собеседника, кажется, даже и не заметила. Ей, этой строгой сучке из бухгалтерии, этот ухоженный тип с верхней служебной лестницы в своем неизменном черном костюме был совершенно безразличен, чтобы еще его замечать, впрочем, как и она ему. Проработав рядом уже почти год, эти двое друг друга не замечали просто из принципа. В каком-то офисе сотрудник, пожилой уже старичок, умер прямо за своим письменным столом, так труп был обнаружен коллегами только на третий день. И это офисный факт! По офису пошел не очень приятный запашок от дедули, судя по всему, только это беднягу и спасло от неминуемого разложения прямо на рабочем месте.

— Что так? — вздохнул Погорел, жалея уже, что вообще остановился рядом с этой холодной ледышкой. Сначала хотелось рассмешить ее, а в результате расхотелось смеяться самому. Так ни одной остроумной шутки в голову и не пришло, а шутить плоско, чтобы лишний раз нарваться на холодный взгляд ее пронзительных глаз, — уж увольте.

— Да так, — ответила она без всякого энтузиазма, — просто на остальное нет ни сил и ни времени, да и желания особого тоже нет. Работа, дом, дорога, работа…

— Приятного, согласен, мало, — кивнул он, — но так все живут.

— Что и убивает, — скривила она губы, скользнув снова по нему почти отсутствующим взглядом, затушила окурок с остатками губной помады на фильтре в стеклянной банке, наполовину уже заполненной такими же бедолагами, получившими от жизни уже все и направилась вниз по ступенькам на свой этаж в свой рабочий закуток к своим нескончаемым сводкам и проводкам. Так и жили, сами в себе, как те рыбки в аквариуме, выживая всеми правдами и неправдами в самом жестоком городе мира. В столовую она не ходила, предпочитая перекусывать в комнате отдыха принесенным из дома, где для этого были созданы все условия, начиная с микроволновки и заканчивая огромным фикусом возле окна. Был стол, стулья и уютный диван, не было телевизора, чтобы сотрудники из-за всякой внешней ерунды не расстраивались, но зато был аквариум с золотыми рыбками, успокаивающий нервы. Все для людей, как говорится, и только сами эти люди для еще чего-то более значительного.

«Работа — это война, — значилось в лозунге компании, — на которой нет плохих или хороших работников. Есть только живые или мертвые воины. Победа достается сильнейшему, мертвые выбывают!»