Позади вас – море

– Я как Мухаммед Али, – заявил он со смехом. – Не дам обманом заманить себя на войнушку, чтобы они могли расплатиться за свою учебу и книжки.

Ну вот. Пару раз мы так с ним встречались – ели бургеры, а потом обжимались в его машине. Торри меня долго уламывал заняться с ним сексом. Я ему сказала, что раньше никогда такого не делала, а он расплылся в своей очаровательной улыбочке и ответил, не парься, мол, я все беру на себя. Постоянно шутил, чтобы я расслабилась. И мне в первый раз все очень понравилось. Вот почему захотелось снова, хоть он и не пользовался презервативом.

– Крошка, – говорит, – не переживай, я вытащу. Поверь, я знаю, что делаю.

Ну а я-то не знала, так что помалкивала.

Все думала, какой он красивый и какие у него зеленые глаза. Прямо изумрудные – на смуглом лице. Изумрудные глаза, курчавые волосы – пропала я, в общем. Хоть сотню раз бы маме наврала, лишь бы снова с ним увидеться.

И вот вам, пожалуйста.

Теперь он хочет, чтобы я поступила, как Амаль, и злится из-за того, что я уперлась.

– У меня ни цента в кармане, – говорит. – По нулям. Я на тебе не женюсь.

Не для того, чтоб обидеть, просто объясняет. Я знаю, у него никого больше нет. Его кореша говорили, что он от меня без ума, да еще звонит же постоянно. У него есть пейджер, и стоит мне написать, как он тут же перезванивает. Он даже к врачу со мной пошел – когда я придумала, как ходить в поликлинику, чтобы мама ни о чем не узнала.

А там увидел плакат, где показывалось, как зародыш растет в утробе, и говорит:

– Офигеть.

Доктор потом дал ему стетоскоп – послушать сердечко малыша, а он как разревется.

* * *

Медсестра говорит, папе хуже. Она теперь мне такие вещи сообщает, думает, мама ее не пони-мает.

– Она понимает, – заверяю я. – Просто не знает, что ответить.

– Ему не больше недели осталось. – Она хлопает меня по плечу своими большими сильными руками. – Я все сделаю, чтобы он не мучился.

Не мучился – это значит, чтоб ему не было больно. То есть для меня он, считай, уже мертв. Под лекарствами он меня не услышит. Правда, глаза у него открыты, так что я раскладываю вокруг книжки и картинки. В основном арабские книжки, которые он так любил читать. Они такие замусоленные, что можно пальцем провести по краю страницы и не порежешься. Там и рабочие тетрадки по арабскому языку есть. Он как раз по ним учил меня читать на фусхе. Как будто не хватало, что я говорю на нашем диалекте… Нет же, бабa желал, чтоб я выучила самую жесть – литературный арабский, на котором только речи произносят да в новостях дикторы говорят.

В общем, долго он учил меня читать и писать, объяснял, как соединяются буквы – в арабском же нет печатного шрифта. Почти все буквы там сливаются друг с другом. Но некоторые, вроде алиф и ра, не желают соединяться с другими. Скорее слово надвое разрежут, чем протянут руку к подружке. Вот, например, в моем имени первая буква – ра – пишется отдельно от остальных. Иногда, когда бабa заставлял меня исписывать своим именем целую страницу, я воображала, что ра стоит на острове и смотрит, как другие буквы от нее уплывают.

Я поставила по бокам кровати два столика и разложила на них разные фотки. Например, ту, где я с Мейсун на руках, – ей всего два годика, и она не понимает, что у нас творится. Еще я положила туда фотографию с их с мамой свадьбы и, взглянув на нее, ужасно расстроилась – они там такие молоденькие, как раз собираются улетать из Палестины в Америку, полны радужных надежд. Даже не представляют, что их ждет.

Есть еще фотка со школьной постановки – на ней бабa обнимает меня за плечи. Я в костюме феи из «Щелкунчика» – остальные феи все были худенькие и беленькие, и только я черноволосая, с пышными бедрами и тяжелой грудью. Но все равно, по-моему, я была очаровательна. Бабa даже сказал – когда я порхала по сцене, ему казалось, что я вот-вот взлечу.

Эта фотография очень ценная, потому что единственная. В смысле, фотография-то не одна, но момент редкий. Бабa не так часто ходил ко мне в школу на спектакли. Все время работал. На аль-Атраша. Перебивался случайными заработками у мистера Аммара, хозяина торгового центра: рисовал разметку на парковке, чистил сайдинг, ставил новые двери. Еще он за шесть долларов в час мыл посуду в тайском ресторане в конце квартала. Понимаешь, объясняю я Торри, он, несмотря ни на что, копил деньги мне на колледж. Он и сейчас копит… просто не верится. Однажды сказал, мол, тебе в свое время придется найти хорошую работу и откладывать на колледж для сестры. Мне он поможет, а я должна помочь Мейсун. Нас двоих ему не потянуть.

* * *

На литературе мы готовимся к майскому экзамену. Понятно, если я Это сохраню, никакого экзамена мне сдавать не придется. Но я все равно готовлюсь. Класс у нас маленький, всего пятнадцать человек, и мистер Дональдсон для тренировки постоянно дает нам задание написать короткие ответы на необычные вопросы. Я хорошо справляюсь, потому что не забываю «подтверждать свою мысль». Например, если пишешь: «У поэта двойственное отношение к смерти», – нужно найти в его писанине цитату с подтверждением.