Поздняя греческая проза

34. Афиняне, хотя они в свое время постановили казнить всякого, кто только заговорит о заключении мира или о переговорах с Деметрием, теперь открыли ближайшие к его лагерю ворота и мгновенно направили к нему послов; они не ждали от Деметрия ничего хорошего, и только нужда заставила их так поступить. В это время на город обрушилось сразу множество бед. Между прочим, об этом времени рассказывают следующую историю: отец с сыном, доведенные до отчаяния голодом, сидели у себя в доме; с потолка вдруг упала дохлая мышь; увидев это, оба вскочили с места и вступили из-за нее в драку. Тогда же философ Эпикур кормил своих учеников бобами, которые делил между ними по счету. В таком положении был город, когда вошел Деметрий. Он велел всем собраться в театре, скену[115] заполнил вооруженными воинами, логий[116] окружил своими телохранителями, а сам, подобно трагическим актерам, прошел верхним ходом; все это чрезвычайно напугало афинян, однако уже начало его речи положило предел их страхам: ни в тоне, ни в словах Деметрий не позволил себе никакой суровости; мягко и по-дружески упрекнув афинян, он совершенно с ними примирился, роздал сто тысяч медимнов хлеба и назначил наиболее угодных им должностных лиц. Народ с ликованием приветствовал Деметрия, демагоги на трибуне соревновались в восторженных похвалах. Видя все это, оратор Дромоклид внес предложение передать парю Деметрию Пирей и Мунихий, которое и было принято. Несмотря на это, Деметрий по собственному почину поставил на Мусее[117] охрану, чтобы народ, настроение которого может измениться, не помешал его планам.

35. Овладев Афинами, Деметрий тотчас же начал враждебные действия против Лакедемона. При Мантинее он вступил в бой с царем Архидамом, одержал над ним победу и, обратив его войско в бегство, вторгся в пределы Лаконии. Во второй битве, уже при самой Спарте, он захватил в плен пятьсот человек, убил двести и едва не взял город, который дотоле славился своей неприступностью. Но судьба ни одного из царей, кроме Деметрия, не была чревата столь резкими и быстрыми переменами, никого она столько раз не делала ничтожным и опять великим, униженным из осиянного славой и вновь могущественным из бессильного. Поэтому, рассказывают, когда судьба была к нему неблагосклонна, Деметрий повторял стих Эсхила:

Меня возносишь ты и низвергаешь вновь.

В момент, когда обстоятельства складывались для Деметрия так благоприятно, а власть и силы его возрастали, пришло известие о том, что Лисимах отторгнул у него все города Азии, а Птолемей захватил весь Кипр, за исключением города Саламина; Саламин, где оставались мать и дети Деметрия, был также осажден Птолемеем. Не иначе как сама судьба, подобно женщине у Архилоха, которая коварно держит в одной руке воду, а в другой огонь, отвратила его этими страшными известиями от Лакедемона, одновременно внушив ему новые величественные планы; произошло Это вот как.