Говорит он это серьезно. И тут меня прорывает. Если бы я только знала, чем это закончится, я бы нашла в себе силы промолчать. Но я высказываюсь, не замечая, что делаю ему больно:
— Ты давишь, Жень. Давишь на меня. Давишь на детей. Так нельзя.
— В чем я давлю на тебя? Разве мы не хотим одного и того же? — он смотрит серьезно, в глазах я впервые вижу недобрый огонек, но не предаю этому значения.
— Хотим. Но я недавно развелась с мужем. Прошло чуть больше двух месяцев, а ты уже настаиваешь на… — я запинаюсь, подбирая слово, не зная, как правильнее сказать, чтобы не обидеть Женьку.
Понимаю, что слово «брак» произнести не могу. «Хорошее дело браком не назовут», — напоминает мой мозг.
— Так… На детей в чем? — сухо спрашивает он.
Мне бы заткнуться. Это его дети. Мои дети довольны нашими с Женькой отношениями. Меня его дети не касаются, но нет же, я не замолкаю и продолжаю.
— Они против наших отношений, во всяком случае Олеся против. Возможно, им нужно дать время принять это. Все развивается очень быстро, Жень. Этой скорости только мы не замечаем. Ты обещал одно, а на самом деле… — здесь я деликатно опускаю обещание Жени любить свою жену вечно. — Твое отношение ко мне в глазах детей выглядит как предательство по отношению к их матери.
Только сейчас я перевожу взгляд на Женьку. В его глазах бушует гроза. Женя очень зол. Что я делаю? Я не ожидала такой реакции своего мужчины. Он стоит напротив, бледный и сжимает кулаки.
— Жень, — тихо произношу я и делаю шаг вперед, но поздно.
— Я должен подумать, — он резко разворачивается, рывком берет с вешалки свою куртку и уходит, хлопнув дверью.
— Женя, — кричу вслед уходящему мужчине, но он даже не оборачивается.
Я безвольно опускаюсь в кресло. Что я наделала!?. Я все разрушила своими руками. Сижу без движения какое-то время, потом хватаю телефон и звоню. Женька не берет трубку. Звоню еще раз, безрезультатно. «Женя. Женька. Возьми трубку, пожалуйста», — молю я. Звоню долго, но он так и не отвечает.
Набираю Марине, извиняюсь за поздний звонок, узнаю приехал ли Женя.
— Вы поссорились? — спрашивает она.
Я просто реву в трубку.
— Извини, это я виновата, забыла предупредить. Он не терпит возражения, да и женщина… — Марина не договаривает. — Приехал. Успокаивайся. Помиритесь. Он упрямый. Но я помогу тебя, Светик. Без тебя ему будет плохо. Последнее время он жил тобой…
— Как и я им, — реву я в телефонную трубку.
Марина передает трубку Борисовичу, а сама уходит к Женьке. Борисович пытается меня успокоить.
Я стою и слушаю Лану.
«Девочка, зачем ты так со мной? С нами?» — мысль кружится в голове заезженной пластинкой.
Понимаю, она во многом права. Мне нужно было об этом подумать раньше и самому. Я этого не предусмотрел. Но отчитывать меня зачем? Вот так зачем, как школьника?!.. Лана!.. Девочка, что ты творишь… В ее голосе звучит обида вперемешку с гордостью и злостью.
Все выслушиваю молча, стараясь не сорваться, и ухожу, обещая подумать.
Как в тумане сажусь в машину, в груди давит, ищу спасительную пилюлю, кладу под язык и откидываюсь на спинку сидения. Нужно немного подождать, знаю, в таком состоянии ехать нельзя.
Из окна квартиры Ланы видна стоянка, тараню взглядом окно в надежде, что она подойдет, посмотрит, увидит и придет ко мне. Но… нет…
Через какое-то время прихожу в чувства, завожу машину и тихо возвращаюсь на дачу, не переставая думать о Лане, но и не отвечая на ее звонки, хотя прекрасно слышу, как разрывается телефон только ей принадлежащим рингтоном.
Я сам себя загнал в такую ситуацию. Сам… А ведь моя девочка просила меня поговорить с детьми. А я? Пытаюсь найти выход, но пока в голове одни эмоции.
Заходить в дом не хочется. Впервые не хочу видеть дочь! Никого не хочу видеть… Иду в беседку, достаю бутылку коньяка и стакан, сажусь за стол, наливаю и выпиваю залпом. Почему-то появляется желание напиться. Впервые, с момента похорон Маруськи. Именно так я заглушал боль утраты. Но сейчас понимаю — это невыход. Ставлю руки локтями на стол и погружаю в ладони голову.
Лана!.. Я люблю эту женщину. Она нужна мне как воздух. Понимаю, что не смотря на истерику дочери, несмотря ни на что, я не готов отказаться от Ланы. Желание вернуться к моей девочки сейчас уже неосуществимо. Слишком часто на своем веку я видел, сколько бед приносит пьяная езда. Теперь к Лане смогу поехать только утром.
Погружаюсь в себя и не замечаю, как ко мне подходит Маринка. Сестра садится рядом и кладет руку мне на плечо. Она, как никто другой, чувствует меня.
Мы рано потеряли маму, нам было лет девять-двенадцать, когда ее не стало. Потом папа занялся устройством своей жизни. В доме появлялись женщины, некоторые на одну ночь, некоторые задерживались на чуть подольше. Как мы с Маринкой это переживали… Но мы были детьми. Олеся взрослая девочка. У нее своя семья.
— Почему она так восприняла в штыки появление Ланы? Марин, почему? — спрашиваю я сестру.
Марина молчит, не зная, что мне ответить, а я и не жду ответа.
— Жень, ты сильный и умный. Ты это преодолеешь.