Поздняя луна

— Ты похож на громовержца, Сайлас. Это все для вечеринки в честь моего выздоровления?

Губы Сайласа растянулись в улыбке, он понял ее плачевное состояние. Он бросил Ларса в самый разгар работы в их мастерской по ремонту электронного оборудования, которой они владели вместе. Ларс отвечал за техническую часть, а Сайлас финансировал и осуществлял административный контроль.

— Я вернулся узнать, не хочешь ли ты куда-нибудь поехать пообедать, а ты пропала, — ворчал он.

Достав полотенце, он пододвинул Рейн ближе к себе, вытирая ее волосы, плечи, руки. Она стояла, не шевелясь, пока он не обхватил ее полотенцем за шею, притянув к себе.

— Я тебя всего намочу, — нерешительно прошептала она. Шум дождя за окном как будто изолировал их от всего мира, и она обреченно подумала, что где-то по дороге домой потеряла свой инстинкт самосохранения.

— А я тебя всю согрею, — прошептал он ей. Она поняла, что он улыбается, еще до того, как улыбка появилась на его губах — нежная, насмешливая улыбка, которая в последнее время куда-то пропала. О Боже, это нечестно! Каким-то образом он сумел сделать так, что она оттаяла, несмотря на кучу причин, которые должны были бы сделать это невозможным.

— Я лучше переоденусь, — пробормотала она, ничего так сильно не желая, как остаться в его объятиях.

— Ты мне и так нравишься. Мне нравится это… — он положил руки на ее груди, и она почувствовала, как быстро начинают твердеть соски под его ладонями, — и это, — он погладил ее уши. Его руки обвились вокруг ее спины и скользнули вниз, на ягодицы. Каждый гулкий удар его сердца передавался через его тонкую рубашку и через влажную ситцевую материю ее блузки.

Она начала дрожать, будто замерзла, но не холод бешено гнал ее кровь, разжигая в ней неведомый огонь.

— Сайлас, пожалуйста, — запротестовала она робко.

— Я буду осторожен, любимая, тебе не будет больно, — прошептал он, приближая губы к ее рту.

Но тебе будет больно — нам обоим будет больно, молча кричала она, чувствуя, как исчезают остатки решимости. Она лихорадочно прижалась к нему, позволив его языку проникнуть в ее рот, пока его руки гладили ее тело, принуждая, мучая, заставляя стонать от пугающего ее неуемного желания.

— Сайлас, ты меня не знаешь, — выдохнула Рейн, когда его губы коснулись ее шеи, чтобы слизнуть с кожи оставшиеся капельки дождя.

— Все, что надо, я знаю. Знаю, что ни одну женщину в жизни так не хотел, как тебя, — простонал он.

Он хотел ее. О Боже, это все равно, как если бы она стояла на вершине высокой горы в кромешной темноте и ей велели бы спрыгнуть вниз. И вопреки разуму она знала, что спрыгнет.

Угрызения совести заставили ее предпринять последнюю попытку.

— Сайлас, может быть, нам лучше сначала поговорить? — Она не стала притворяться, что не подозревала, к чему это ведет.

Не обращая внимания на не вполне искренний протест, он повел ее на свою половину.

— Идем, ненаглядная, нужно поскорее снять с тебя эту мокрую одежду, чтобы я мог тебя согреть. — Голос его был таким же неровным, как у нее, а движения — странно порывистыми.

— Сайлас, ты должен знать…

Что я тебя люблю, закончила она про себя. Если любовь означает эту ужасную, настоятельную необходимость, сочетающуюся со стремлением защитить его от боли, тогда она знала, что любит его сильнее, чем вообще можно любить.

Так ли это было важно? Не все мужчины так считают — только те, которые стремятся обеспечить себе большое наследство, как можно быстрее произведя на свет наследника. Сайлас был не таким — и, Господь свидетель, она так чувствовала его, что это успокаивало ее собственные сомнения.

Сайлас быстро снял с себя рубашку, швырнув ее на стул. Он начал развязывать шнурок у ворота ее кофточки в крестьянском стиле, и Рейн невольно вздрогнула, когда его пальцы коснулись ее шеи.

— Тебе холодно, дорогая? — Он осторожно снял через голову кофточку, оставив ее прикрытой лишь двумя лоскутками шелка цвета слоновой кости.

— Нет, — прошептала она.

Холодно! Она вся горела. Никогда в жизни она не испытывала ничего подобного, даже в самом начале их совместной жизни с Полом.

— Сайлас, я думаю, ты должен кое-что обо мне узнать. — Несмотря ни на что, она чувствовала, что не может избавиться от груза вины и бессилия, с которыми оставил ее Пол.

— Я знаю о тебе самое важное, любимая, — прошептал он, медленно опуская бретельки комбинации с ее плеч. — Я знаю, что ты значишь для меня. Мне неважно, откуда ты, какой была твоя жизнь до этого. Рейни, я сделаю тебя счастливой — только дай мне шанс.

Она стояла в лифчике и трусиках, и все, о чем она так мечтала, было теперь в ее руках. Но есть ли шанс? Мог ли доктор ошибиться? Мог ли Пол ошибиться? Ее бесплодие объяснялось физическим строением, но какая же женщина может быть чувственной и пылкой, если ей постоянно твердят, что она не женщина, что она пустышка, не нужная ни одному мужчине?

Сайлас коснулся языком жилки, бешено бившейся на ее шее. Она прочла как-то, что фригидных женщин нет, есть неумелые любовники. Сайлас заставлял ее поверить в это.