Поздняя луна

Шмыгнув носом, она полезла за салфеткой в карман халатика, который накинула поверх платья. Сайлас и девушка вышли из задней двери всего за несколько минут до того, как Рейн появилась в галерее. Хильда, конечно, знает девушку, но Рейн не собиралась спрашивать ее. Этот человек платит ей жалованье, чем и ограничиваются их взаимоотношения. Разве не достаточно ей мужа, этого опыта хватит на всю жизнь! Разве не это было главной причиной того, что она пересекла все Соединенные Штаты? Некоторые женщины просто не созданы для супружеской жизни, и, совершенно очевидно, она одна из таких.

После неудачной попытки завершить оформление галереи она сдалась и отправилась в постель, и Хильда напоила ее горячим чаем с молоком, приправленным медом, перцем и гвоздикой. Мортимер просто подавился бы от такого кощунства. Он пил чай лишь с кусочком лимона.

Из радио на кухне донеслась неприятная музыка, производимая струнными инструментами в сопровождении голоса, напоминавшего козлиный фальцет. Рейн уткнула голову в подушку и в конце концов задремала.

Гораздо позже, когда она открыла глаза, голова была все еще тяжелой, но уже не болела. Приняв душ и переодевшись, она почувствовала, что чуть-чуть проголодалась, и отправилась на кухню посмотреть, что Хильда может ей предложить.

Там было пусто. Ни Хильды, ни Сайласа. Рейн подошла к окну и посмотрела на дорогу, огибавшую дом сзади, но там не оказалось ни «форда» Хильды, ни просторного джипа Сайласа.

Сломав ноготь и ошпарив запястье, она все же умудрилась приготовить обед из консервированного супа и крекеров, но к тому времени, как она обработала ожог и заклеила многочисленные менее значительные повреждения, у нее снова пропал аппетит. Наверное, надо говорить: «заморишь голодом простуду — накормишь лихорадку», устало размышляла она.

На следующее утро она чувствовала себя несравненно лучше. Солнечный свет лился сквозь накрахмаленные белые занавески, обещая все самое прекрасное, что приходит с весной. Забраковав более сдержанные тона, она надела светло-голубое трикотажное платье, а сверху накинула кофточку с желтым рисунком. Что-то в атмосфере этого отдаленного островка требовало больше ярких красок и меньше церемонности, чем то было ей привычно. Может быть, к лету она разорится на пару простых ситцевых платьев.

А может быть, лучше и не надо. А может быть, ей лучше копить свои гроши, пока не станет понятно, просуществует ли она на них. Своих собственных денег у нее было очень мало. Родители успели потратить довольно большую сумму, пока она была еще крошкой, а Мортимер, разумеется, никогда не выдавал ни пенни, не узнав прежде, на что оно будет потрачено. Гордость не позволила ей потребовать алименты у Пола. Он не предложил, а она была не в состоянии воевать за них, хотя ее адвокат советовал ей.

Как будто туристы только и ждали, пока гелиограф note 4 укажет на юг. В следующие несколько дней мимо галереи потянулся нескончаемый поток машин. Незадолго до того, как поздним утром она сделала перерыв на ленч, к галерее подъехал темно-красный фургон и нетерпеливо засигналил.

Недовольная Рейн открыла дверь вестибюля и, выйдя на узенькое крылечко, увидела, как из машины вылезает мужчина в футболке с неприличной надписью и ковбойской соломенной шляпе. Он широко улыбнулся ей из-за рыжей бороды, и Рейн не смогла сдержать улыбки в ответ на его заразительное дружелюбие. Джинсы его, изумленно отметила она, являли собой палитру изо всех когда-либо существовавших цветов.

— Могу я вам чем-нибудь помочь? — крикнула она.

— Привет! Привез вам тут целое море моих зимних работ. А где Реба?

— Если вы о мисс Флинт, то она вышла замуж и живет сейчас в Гонолулу. Я вместо нее, меня зовут Ларейн Эшби. Теперь я управляющая галереей.

— Кен Лоусон. Вы уж извините за гудок. У меня зарезервировано место на пароме на Сидр-Айленд, а мне еще пару миль надо проехать. Может, поможете мне вытащить картины? Они большие, но не очень тяжелые — в основном написаны на акриле.

Она спустилась на три ступеньки вниз как раз вовремя, чтобы принять яркое полотно, осторожно взяв его за шнур, попробовав сначала, достаточно ли он прочен. Будучи консультантом, она, разумеется, никогда не участвовала в разгрузке или погрузке, но это вполне в ее силах. Пока Кен разворачивал тщательно упакованные работы, она уже раз десять продефилировала из вестибюля в галерею и обратно.

Покончив с этим, пока Кен укладывал упаковочные материалы в багажник фургона, она достала квитанцию о принятии картин на комиссию и бланк для расписки. Как бы он ни опаздывал на паром, он не мог уехать, не заполнив бумаги.

Еще через час обаятельный художник уже не выказывал никаких признаков торопливости. Осмотрев собранные в галерее работы, оценив почти все очень откровенно, чтобы не сказать — негативно, он попросил чашечку кофе.

— Придется довольствоваться растворимым, — предупредила она.

— Послушайте, давайте лучше пойдем куда-нибудь и разживемся пиццей? Вы ведь все равно еще официально не открыты, верно? Закройте дверь, и пошли. Я могу уехать и на следующем пароме.