Поздняя повесть о ранней юности

Как недавно пояснил Китайкин, бардак он и на фронте бардак: первыми мост переехали не танки, пехота и артиллерия, а кавалькада из пяти легковых машин, полных артистов, во главе с генерал-лейтенантом Александром Георгиевичем Русских, членом военного Совета фронта, фамилию которого и некоторые детали этой экспедиции я узнал лишь в 1980 году.

Наша группа была единственной на правом берегу реки и, увидев нас, машины остановились. Артисты вышли и завязался интересный разговор: они расспрашивали о войне, о наших впечатлениях от увиденного в Германии, о том, как ведут себя немцы военные и гражданские в эти последние дни войны, и обо всем другом. Среди них были очень знакомые по кинофильмам лица, а одна совсем молодая, красивая, элегантно одетая пара, заметно выделялась из всех. Как рассказал мне А. Г. Русских в 1980 году, это был будущий знаменитый балетмейстер Григорович с молодой женой.

Угостить дорогих гостей нам было нечем, и мы отвели их в буфет вокзала, где некоторые выпили по кружке пива, любезно наполненных хозяином. Потом мы небольшой группой подошли к реке, с нами был один из артистов, одетый странно: на нем был выцветший свитер и старый солдатский бушлат без погон, а лицо очень знакомое и я никак не мог вспомнить, где, в каком фильме мог его видеть. Заметив, что я рассматриваю его лицо, он вдруг спросил, обращаясь ко мне:

— А ты кинофильм «Чапаев» видел?

Я вздрогнул от неожиданности: тремя месяцами раньше мне такой же вопрос задал капитан Трусов. Я вспомнил своих пехотинцев и, несмотря на полное нынешнее солдатское благополучие, у меня опять что-то защемило под ложечкой.

А артист продолжал:

— Помнишь сцену: «Хватит, навоевались, пускай теперь другие воюют!», — и вытянул лицо, широко раскрыв глаза. Я вспомнил.

Чапаев тогда застрелил его, а сейчас он стоял целый и невредимый и продолжал что-то рассказывать, смысл которого не сразу дошел.

Когда они паромом переправлялись через Одер, машина, в которой лежал чемодан с его вещами, скатилась в воду и утонула, а он остался в этом бушлате, любезно подаренном сапером-паромщиком.

— Не поможете ли, ребята, во что-нибудь переодеться? — нерешительным вопросом продолжил он свой рассказ, и тут опять отличился наш большой Иван, еще недавно спасший немецкого ребенка, стоявший тут же, мокрый по грудь и указывающий на большой чемодан, плывший по реке. Он влез в воду, какой-то палкой зацепил его и причалил к берегу. Когда его открыли, там оказалась мужская одежда, полностью подошедшая нашему «чапаевцу».

Вскоре началась активная переправа войск, и на правый берег в город съехалось столько техники, что в городе уже не помещались. Наш дивизион опять попал в какой-то небольшой отряд, быстро двинулись на юго-запад в направлении города Мальхин, быстро прошли его и повернули на Тетеров и Гюстров. Мы знали, что за нами двигаются полки нашей бригады, а за ними стрелковые части выгоняют из лесов разбегающиеся войска вермахта. Сопротивление немцев было очень слабым или его вообще не было. Мы проезжали некоторые города в полной тишине и только из всех окон свисали белые полотнища.

Но бывало и другое. Мы очень быстро двигались к Тетерову, объезжая места возможных заслонов и засад, сошли с главных дорог и устремились к какой-то большой деревне, расположенной за большим озером. Примерно в трех километрах от этой деревни дорога пошла через сильно заболоченный берег справа и большую высоту с крутыми скатами слева. С какого-то проселка перед нами на большой скорости выехала колонна машин с пехотой, быстро покатилась впереди нас и как только достигла узкого участка, была обстреляна тяжелыми минометами. В первую машину прямое попадание, вторая попыталась объехать по берегу и застряла, а из-за высоты стали вылетать один за одним «штукасы» и сбрасывать в гущу машин по одной тяжелой, около 200 кг, бомбе.

Командир дивизиона приказал батареям вернуться, занять огневую позицию и передать координаты, а водителю нашей машины велел объехать озеро с правой стороны по едва заметной дороге, чтобы попасть в ту деревню, куда мы стремились, но с другой стороны.