Поздняя повесть о ранней юности

Он удалился, мы смотрели ему вслед и не знали, что почти через три месяца Борис получит одно за другим два письма: в первом мама сообщит о гибели Володи в декабре в Венгрии, а во втором — что погиб еще один его брат — Шура — в Будапеште.

Как только он скрылся из вида, мы вышли с перрона в город, спросили у патруля где военкомат и через пять минут стояли перед одноэтажным домом Заводского райвоенкомата г. Николаева.

Осмотревшись и найдя кабинет военкома, мы решили войти к нему, когда он останется один. Вскоре нам это удалось. Он выслушал, улыбнулся и сказал, чтобы мы выбросили эту затею из головы и шли учиться в школу. На пятом или шестом нашем заходе он не выдержал:

— Сейчас в учебный полк направляется команда из разбронированных молодых рабочих судостроительного, и коль вы хотите воевать, я запишу вас 1926 годом и отправлю с ними. Давайте ваши документы.

Мы подали ему все, что нам вернули в школе юнг, он прочел, улыбнулся, вписал наши фамилии в список, лежащий перед ним, и вышел из-за стола:

— Ребята, возьмите ваши документы, сохраните и предъявите невестам, когда будете жениться. А сейчас идите во двор, там собирается ваша команда. Постарайтесь обязательно вернуться живыми и протянул нам единственную руку.

Таким он мне запомнился навсегда — высокий, стройный, черноволосый, с красивыми усами и орденом Красного Знамени на груди.

Через много лет, поимев множество неприятностей в нашем Жовтневом военкомате, я захотел узнать больше о майоре, о котором сохранилось доброе воспоминание. В архиве Николаевского облвоенкомата никаких сведений за 1944 год не оказалось. Как сказал работник архива, в тот период были развернуты полевые военкоматы, подчинявшиеся мобилизационному отделу штаба соответствующего фронта и найти следы майора можно только в Подольске, в Центральном архиве Министерства обороны.

В 1974 году в Подольский архив на несколько месяцев был командирован сотрудник нашего института Василий Павлович Шевелев, фронтовик, начальник штаба стрелкового полка, с задачей отыскать там следы сотрудников, которые затерялись в период войны. Я попросил его, если будет возможность, помочь мне в розыске майора, но безрезультатно: на тот момент подавляющее большинство документов периода войны оставались закрытыми и работать с ними можно было только в присутствии и при участии работников архива, которых, как всегда, не хватало.

В тот вечер 25 октября 1944 года нас, команду из 50 человек, привели строем в расположение 25-го учебного стрелкового полка, постригли, помыли в бане и переодели в военную, изрядно поношенную форму с ботинками и обмотками, которые здесь же в бане научил наматывать сержант, принявший нас по списку. Затем он привел нас в казарму и объявил, что мы все зачислены во 2-ю пулеметную роту и утром, познакомившись с командиром, будем расписаны по отделениям и пулеметным расчетам.

В казарме были двухъярусные огромные нары, где нам предстояло спать, а напротив — пирамида с винтовками и стеллажи с пулеметами «максим», на которые мы смотрели завороженно, конечно же представляя себя уже удалыми пулеметчиками, каких мы насмотрелись в кинофильмах.

Роту сформировали в 150 человек: 3 взвода по 50 человек — 48 солдат и два сержанта. В нашем взводе командиром был сержант Сергеев, а его помощником — ефрейтор по фамилии Сыч, что полностью соответствовало его характеру. Командир роты — старший лейтенант Михайлов, выдержанный, никогда не повышающий голос, улыбчивый и добрый, из фронтовиков. Был в роте еще один офицер, лейтенант, инструктор по пулеметному делу, которого мы видели редко, только при изучении пулемета.

Наш взвод состоял целиком из той команды, в которую нас зачислили в военкомате. Все ребята были молодые, окончившие ускоренное ПТУ и работавшие на судостроительном заводе им. 61 Коммунара, а затем разбронированные, когда на завод стали поступать демобилизованные по ранениям или отозванные с фронта кадровые рабочие-судостроители. Остальные два взвода состояли почти полностью из солдат-фронтовиков, попавших в учебный полк из госпиталей.

Наш пулеметный расчет состоял из Бориса — 1-й номер, меня — 2-й номер, Жоры Стрижевского — 3-й номер, и еще двух солдат, фамилии которых не помню. Сам пулемет системы «максим» в собранном виде весил 63 кг; тело (ствол с механизмом) — 22 кг; станок с колесами — 32 кг; щит — 9 кг. Кроме пулемета — 5 коробок с брезентовыми пулеметными лентами по 250 патронов в каждой и в дополнение ко всему 5-литровая фляга с охлаждающей жидкостью.