Поздние новеллы

Это был не телец, это был настоящий бык, обычный бык-производитель народов мира. Тельцом он называется только потому, что был скромных размеров, скорее маленьким, кроме того, вылит неумело, линии курам на смех, неудавшаяся мерзость; правда, было слишком хорошо понятно, что это бык. Вокруг этой халтуры кружилось несколько хороводов, дюжина кругов, мужчины и женщины рука в руку, под звон кимвалов и бой тимпанов, запрокинув головы, вращая глазами, подбрасывая коленки к подбородку, с визгом, ревом, вопиющим культом телодвижений. Крутилось в разных направлениях — один постыдный хоровод вправо, другой влево, поочередно; а в центре водоворота видно было, как прыгает перед тельцом Аарон — в платье до пола со вшитыми рукавами, которое носил как управитель скинии собрания, а теперь высоко подоткнул, чтобы задирать длинные волосатые ноги. И Мариам била женщинам в тимпан.

Вокруг тельца сосредоточился лишь цветок хоровода. А вокруг, на свободном пространстве можно было наблюдать комплектующие детали; тяжело признаваться, чего только не постеснялся народ. Одни ели медяниц, другие возлежали с сестрами, и это открыто, в честь тельца. Третьи просто сидели и испражнялись, наплевав на лопатки. Видно было мужчин, сожигающих быку свою силу. На отдалении кто-то задал трепака родной матери.

При виде этого чудовищного зрелища у Моисея, чуть не лопнув, набухли сосуды гнева. Побагровев, разрывая кольца хоровода, который, слегка раскачиваясь, замер и со смущенной улыбкой таращился на него, узнав учителя, он прямиком пробился к тельцу, сердцевине, источнику, выкидышу преступления. Мощными руками высоко поднял одну скрижаль завета и с грохотом опустил ее на смехотворного животного, так что у того подкосились ноги, и бил, бил, с таким гневом, что хоть разлетелась на куски и скрижаль, но халтура скоро превратилась в бесформенную массу; тогда он замахнулся второй скрижалью и вышиб из чудища дух, совсем стер его в порошок и, поскольку скрижаль была еще цела, одним ударом разнес ее о каменный цоколь. И встал с трясущимися кулаками и простенал из глубины души:

— О хамство, о богооставленное! Вон лежит, что я принес тебе от Бога, что Он написал для тебя собственным пальцем, чтобы служило тебе талисманом от бедствий невежества! Вон лежит вдребезги разбитое у осколков твоего фетиша! Что же мне делать с тобой пред Богом, чтобы Он не пожрал тебя?

И обратил взгляд на Аарона, прыгуна, что стоял возле него с опущенными глазами и сальными волосами на затылке, длинный и глупый. И схватил его за шиворот, за облачение, и тряхнул, и сказал:

— Откуда сей златой Велиар, эта гадость, и что сделал тебе народ сей, что ты низринул его в такую погибель, когда я на горе, и сам скачешь козлом в развратном хороводе?

Но Аарон ответил:

— Ах, любезный господин, да не воспламенится гнев твой на меня и на мою сестру, нам пришлось уступить. Ты знаешь этот народ, что он буйный, нас заставили. Ты ведь так тянул и целую вечность оставался на горе, вот мы и подумали, что ты не вернешься. Тогда собрался народ против меня и вскричал: «Никому не известно, что стряслось с Моисеем, с этим человеком, который вывел нас из Египта. Он не вернется. Может, его поглотил зев горы, откуда она низвергается. Давай сделай нам богов, которые шли бы перед нами, если вдруг нагрянет Амалик! Мы такой же народ, как все остальные, и хотим веселиться пред лицом богов, которые такие же, как у остальных!» Так они говорили, господин, ибо, с позволения сказать, полагали, что избавились от тебя. Скажи же, что мне было делать, когда они собрались против меня? Я повелел принести все златые серьги, которые в ушах их, растопил в огне, изготовил форму и вылил теленка, им в бога.

— И вылил вдобавок совсем непохоже, — презрительно вставил Моисей.

— Время поджимало, — ответил Аарон, — ибо уже на следующий день, то есть сегодня, они хотели веселиться перед крепкими богами. Поэтому я вручил им литье, которому все же нельзя отказать в некотором сходстве, а они обрадовались и говорили: «Вот боги твои, Израиль, которые вывели тебя из Египта». И мы поставили перед ним жертвенник, и они принесли всесожжения, и принесли жертвы мирные, и ели, а потом немножко играли и танцевали.

Моисей оставил его, снова пробился между рассеявшимися участниками хоровода к воротам, встал там с Йошуа под перекрестьем из коры и изо всех сил крикнул:

— Кто Господень — иди ко мне!

И многие, кто имел здоровую душу и безобразничал без особой охоты, потянулись к нему, а вокруг обоих собралась воинственная молодежь Йошуа.