Поздние розы

Что же касается господина Маури, то он имел совершенно честные мужские планы по покорению сердца северной беллы. Она казалась ему спящей красавицей.

Пусть сегодня она велела ему исчезнуть из ее жизни, это ничего не значит. Если бы мужчины выполняли все подобные требования женщин, Земля давно уже превратилась бы в пустыню. Энцо был уверен, что спящую красавицу просто нужно разбудить, и тогда она станет той женщиной, что сможет превратить его жизнь в сказку на какое-то время.

Именно с этой целью и собирался устроить ей сюрприз. Не зря же он узнал от Федора Кисельникова все подробности ее жизни.

Завтра Энцо Маури собирался навестить ее в школе. Он даже примерно подготовился к тому, как Елена может себя повести. Потому следовало обставить свое появление правильно, чтобы у нее не было возможности сразу ответить отказом. А уж потом он сможет ее уговорить. Энцо не сомневался в своем таланте очаровывать женщин.

Что ж, у него и не было на это причин. Все как одна рано или поздно отдавали ему свое сердце. Все, кроме одной, той, что сделала его таким. Вечным скитальцем в стране любви, неуверенным и неприкаянным, но притягательным и желанным.

Глава 19

Бешеная гонка на кольцевой не угомонила огонь в крови. Что бы Константин ни делал, перед глазами упрямо всплывало ее лицо, голос, обжигая его приливами страсти и страха. Страха, что он сам все себе придумал, или что она может передумать. И то, и другое было одинаково болезненно для него, заставляя сдавленно рычать сквозь зубы.

Три машины неотступно следовали за ним. Ребята, сопровождавшие его везде, куда бы он не направился. Белецкий знал, что всегда может на них рассчитывать, но они не железные, устали, а многих ждут дома и волнуются. Все-таки работа у него была связана с риском для жизни, а у людей семьи.

А у него слишком много врагов. Сейчас он боялся еще и того, что навлечет опасность на Елену, хотелось защитить, спрятать ее от всех. Но у него пока нет такого права. Осознание этого заставляло хмуриться, выжимать из машины еще больше скорости.

Пора ехать домой. Но он не мог.

Он обещал ей, что придет завтра. Завтра.

А потом вдруг понял простую вещь...

***

Было уже около полуночи, но Лена все не ложилась спать. Тот разговор с Белецким взволновал слишком сильно. Чудовищные откровения, которые должны были бы вызвать в ней волну ужаса и отвращения. Но не вызвали. То ли она такая извращенка, то ли этот человек был прав в том, что сделал? Но она не могла его осудить.

Принять его? Принять...

Она уже приняла его.

Но еще никак не могло улечься в душе то несоответствие, что ей внезапно в нем открылось. С самого начала он был пугающим. Непонятным. Внешне всегда холодный, молчаливый и отрешенный, какой-то ледяной мужчина оказался кипящей лавой внутри. Сейчас она могла бы сказать, что замечала прорывавшиеся у него горящие каким-то ледяным огнем взгляды. Но не могла верно их истолковать, ей тогда казалось, что в его взглядах сквозит презрение, или ненависть. А оказалось...

Страсть, скрытая подо льдом.

Это невольно вызывало ответное волнение. Какой может быть любовь такого человека?

Внезапно раздавшийся звонок заставил вздрогнуть.

Кто?

Она не без трепета пошла открывать дверь. На пороге стоял Белецкий. Такой же застывший как всегда, но теперь она могла различить. Бледный, напряженный, скованный, только глаза блестят странной смесью решимости и еще чего-то, чему она не смогла найти названия.

На ее удивленный взгляд мужчина хрипло проговорил:

- Завтра уже наступило.

Он не просил впустить его, не предъявлял прав, он просто смотрел. И все это было в его взгляде. В сбитом тяжелом дыхании, в нервном жесте, которым он поправил волосы. Ни слова. Но его воля, незримо вившаяся вокруг, словно говорила:

- Впусти меня. Прими.

Если она сейчас впустит его, будет принадлежать ему. Этому странному и страшному мужчине. Хотела она его впустить? Могла ли она не хотеть?

Лена молча отстранилась, приглашая его в дом.

Мужчина прошел близко, едва не касаясь ее своим телом. Лену внезапно обдало холодом, а потом она покраснела, задерживая дыхание. Откуда в ней возникло это странное ощущение, будто пушистая волна прошлась по ней, смягченная воздушной прослойкой, оставшейся между телами? Наверное, от общей напряженности момента? Лена постаралась отвернуться, чтобы Белецкий ничего в ее поведении не заметил, и тут же отошла вглубь.

Он вошел, но так и остался стоять на пороге. Молча, только смотрел. Надо было как-то выбираться из этого взаимного напряжения, ставшего уже осязаемым. Лена сказала:

- Проходите, Константин Олегович.

Надо было что-то говорить, она чувствовала себя полной идиоткой, взволнованной, озабоченной идиоткой, потому что Белецкий стоял в прихожей как каменная статуя и молчал.

- Хотите кофе?

И тут он отмер, ответ прозвучал глухо:

- Нет, кофе не надо...