Поздний бунт. Андрей Старицкий

- А ты, стало быть, на Сигизмунда? Братьев без Пригляда оставляешь в Москве. Не рискованно ли?

- Я их возьму с собой. Возле себя стану держать в походе, даже в вотчины не отпущу. Опасно в такое смутное время. Чем черт не шутит, пока Бог спит.

- Разумно.

- Стало быть, уговорились. Готовь Окскую рать. Мы же с князем Глинским станем готовить рать на Сигизмунда. Выступим задолго до распутицы. Ты же выступай в обычные сроки. Если, конечно, ничего не изменится.

Полки московские выступили в поход сразу же после крещенских морозов. Князь Андрей Иванович остался в Москве вести Думу и решать неотложные судные дела, не принимая, однако, никаких посольств. Им ждать самого царя. Сколь долго, одному Господу известно.

На прощание Василий Иванович еще раз уточнил:

- Останешься на Москве до выхода на Оку. Тогда на Москве останется князь Василий Холмский.

Едва лишь Василий Иванович увел полки на Смоленск, как из Крыма прискакал с ужасной вестью посланец тайных друзей России: сыновья Менгли-Гирея царевичи Мухаммед-Гирей и Бармаш-Гирей, вопреки воле отца, лишь при поддержке вельмож, которые льстили царевичам как будущим властелинам, согласились получать ежегодно от Сигизмунда пятнадцать тысяч злотых при условии, что расторгнут мирный договор с московским великим князем и станут воевать его украинные земли.

- Как только поднимется в Поле[116] трава, Мухаммед-Гирей и Бармаш-Гирей выйдут малым походом на Рязань.

- Им уже мяли бока. Все неймется? - неожиданно для себя спросил князь Андрей, понимая в то же время неуместность подобного вопроса к тайному посланцу, и, сделав паузу, добавил: - Будем встречать. А тебе и пославшим тебя низкий поклон и знатные подарки. Передохни, сколько пожелаешь, и под видом купца отправляйся в обратный путь, но если же нет желания возвращаться, оставайся в России. У царя Василия Ивановича на службе много магометан.

- Нет. Я поеду к себе. Через пять дней.

- До Поля тебя проводят и обоз с товаром приготовят. Не медля, князь Андрей позвал дьяка Разрядного приказа, пересказал ему весть, полученную из Тавриды, и приказал:

- Сегодня же пошли гонца в Рязань с моим словом. Кроме того, отправь гонцов во все Верхнеокские княжества, чтобы не благодушествовали. Окскую рать поведу на летнее сидение недели на две раньше. Сбор ее и смотр - в Коломне.

- А государю думаешь, князь, послать весть? Сведения очень важные. Если Сигизмунд затеет переговоры, обвинив царя нашего в разрыве вечного мира, будет чем утереть ему нос.

- Непременно пошлю.

Гонец с важной вестью от князя Андрея подоспел к самому что ни есть нужному времени. Полки русские осадили Смоленск, начав обстреливать город крупными ядрами, тут от Сигизмунда к царю Василию Ивановичу прискакал гонец - не посольство для переговоров, а простой шляхтич - с письмом. Король требовал, именно требовал, прекратить военные действия и возвратиться с войском в Москву, после чего решать взаимные неудовольствия переговорами.

Ничего не написал в ответ Василий Иванович, только повелел гонцу Сигизмунда:

- Нынче же скачи к своему королю и передай ему: его коварство для меня не тайна. Мне известен его заспинный сговор с сыновьями Менгли-Гирея и многое другое. Я не намерен ждать коварного удара в спину, не прощу и оскорблений, нанесенных моей сестре, вдовствующей королеве Елене. Окончательное мое слово такое: взяв себе в помощь Господа Бога, иду на тебя, Сигизмунд, и буду стоять на этом твердо и неизменно. А крестное целование с себя снимаю не по своей воле, а по вине самого короля! Все! Скачи, пока не передумал отпустить с миром!

Отправив гонца, царь позвал главных воевод Щеню и Репня, не обойдя вниманием и ближнего советника князя Глинского.

- Что скажете, вой?

- Наступать надо, не уходить же, не взявши Смоленска.

- Наступление бесполезно, - возразил Глинский Даниилу Щене. - Не одолеть крепких стен. Только хитростью можно войти в Смоленск.

- Почему это не возьмешь? - хмыкнул Репня. - Пушек вон сколько. А рати мало ли? Взбодрить мечебитцев крепким медом и - вперед.

Василию Ивановичу легло на душу предложенное воеводой, но прежде чем сказать свое окончательное слово, решил посоветоваться с воеводами всех полков, отмахнулся от слов Глинского, советовавшего не горячиться, не спешить.

- Осадить, государь, осади, но дай мне время возмутить Смоленск против жолнеров. В городе у меня много друзей.

- Послушаем воевод полков, тогда решим. Я о твоем совете скажу.

Куда там. Никто из воевод и слушать не хотел об отсрочке, особенно дружно стояли за наступление князья Юрий и Дмитрий. Поддавшись мнению большинства, царь изрек твердо:

- Наступаем.

Оставшись после совета с воеводами с царем наедине, Михаил Глинский продолжил настаивать на долгой осаде, но Василий Иванович и на этот раз не отказался от своего решения, даже после того как Глинский пошел на крайность:

- Настойчивость твоих братьев, особенно князя Юрия, должна бы насторожить тебя, государь. Неудача твоя - а она неизбежна - им как мед на масло.

- Я уже сказал свое слово. Теперь не отступлюсь.

- Воля твоя, государь.