Поздний экспресс

И всю дорогу он сидел рядом с ней, лежащей на каталке, держал за руку. Сильнее сжимал ее пальцы, когда она морщилась, если машину потряхивало на ухабах. И одними губами: «Всё будет хорошо». Сам в это не верил, да и не понимал толком, что происходит. Но главное – чтобы она верила, что с ней все было в порядке.

Дежурная больница черт знает где. Надю увезли, он остался ждать. Вик ненавидел больницы, ненавидел белые халаты – это с детства. Колька над ним ржал, грозился, что станет психиатром и будет лечить эту его фобию. Про психиатра Вик Самойлову не верил – у того на лбу большими буквами было написано «костоправ», но сейчас за общество друга он бы многое отдал. Чтобы спокойный как удав, умудряющийся шутить в любой ситуации Ник сейчас был рядом.

Но Виктор был один. Нет, в приемном отделении куча людей, все со своими бедами и проблемами. И он наблюдал за происходящим, старательно, будто ему интересно. Чтобы не думать о том, что произошло. И о том, что происходит сейчас. С Надей, где-то там, в недрах этого огромного здания, которое видело много всего – и боли, и горя, и смерти.

Зазвонил телефон. Тетя Даша Тихомирова.

– Да, тёть Даш?

– Ну что там у тебя, Витя? Как дела у твоей девушки?

– Мы в больнице. Жду вот.

– Может, помощь нужна? Я могу позвонить, знакомых-то много. Какая больница?

Вспоминает Надину пантомиму. Она явно старается сохранить всё это в тайне. Ну да это и не удивительно.

– Спасибо, тетя Даша. Я… если что, я обязательно вам позвоню. Пока вроде бы и так… всё нормально.

– Ладно. Если что – звони. И, Виктор, на будущее. Надо быть аккуратнее. Я думала, ты понимаешь. Это же не шутки. Мать в курсе?

Острое желание стукнуться головой в стену. Как всё неправильно!

– Нет. И, пожалуйста… не говорите ей. Тут всё… непросто.

– Да, конечно, непросто! Кому ты это говоришь! – Чем-чем, а деликатностью тетя Даша не отличается. – Выкидыш – это очень серьезно. У твоей девушки беременность первая?

Желание биться головой уже просто нестерпимое.

– Кто с Соловьевой приехал? – В приемный покой заходит немолодая женщина-врач.

– Теть Даш, я перезвоню… – Виктор торопливо нажимает на отбой, не попрощавшись. Поднимается на ноги, он привычно выше доктора едва ли не на две головы. – Я.

– Значит, так, – спокойно и деловито говорит врач. – УЗИ показало, что плод нежизнеспособен. Учитывая уже имевшую место значительную кровопотерю, выжидательная тактика и медикаментозное лечение не показаны. Произведена вакуум-аспирация, сейчас больная в реанимации. Через час, наверное, переведем в обычную палату. Если всё будет нормально, через пару дней выпишем. Вот список.

– Список чего? – Вик смотрит на протянутый ему лист бумаги. «Список» – единственное слово, которое он четко понял. Остальное – вакуум… при чем тут вакуум… жизнеспособен… кто жизнеспособен… какая тактика?

– Список того, что больной сейчас нужно. Включая медикаменты и средства гигиены. Желательно это доставить сегодня. Успеете?

– Да. – Что он еще может ответить? – А с Надей… – он не знает, как толком сформулировать свой вопрос. – Всё в порядке?

– В порядке? – желчно переспрашивает доктор. Потом все же смягчается – молодой же совсем парень, какой с него спрос? – Насколько это возможно в данной ситуации – да.

– А я могу ее… увидеть?

Молодой, но настырный.

– Сейчас нет. Говорю же: ваша Надя в реанимации. Вот в палату переведем – тогда да. А вы пока всё нужное приобретёте – как раз так и получится.

Доктор уходит, не попрощавшись.

Виктор промотался часа три. Сначала домой за деньгами, потом по аптекам. Устал, издерган. За Надю страшно, за себя – противно. Думал, хуже быть не может. Оказывается – может.

– Витька!

Виктор обернулся. По подъездной дорожке, по которой несколько часов назад он сам сюда приехал на карете «скорой помощи», торопливо шагает к нему Люба Соловьева. Ох, наконец-то… Хоть кто-то. А то он уже совсем тут с ума сошел один.

– Люба, привет! Ты не представляешь…

Ему влепили… ну, на пощечину это не тянет. Так, смазали по щеке, даже не больно. Но всё равно – обидно до чертиков!

– Как ты мог? Вик, ты же ей друг! А ты… ты…

Он бы многое ей мог сказать. Про то, что почувствовал, когда понял, что Надя беременна. Про свою панику и полную растерянность. Про то, что он совершенно не понимал, что происходит и что он должен делать. Про все намёки – врача «скорой», врача в больнице, тёти Даши по телефону. Черт его поймет, как он сегодня действовал – на каком-то автопилоте, потому что не соображал ничего. И тут, в довершение всего, еще и Любка… Туда же.

Вик потер рукой пострадавшую щеку. И буркнул хмуро:

– Я тут ни при чем. Это не мой ребенок… был.

– Ой… – Любка выглядит смущенной. – Вить, прости. Я думала, раз уж ты тут… то и…

– Как будто ты не знаешь… – цедит он мрачно. Промолчать бы, но нервное напряжение сказывается. – К кому обращается твоя сестра, если ей не с кем идти в клуб.

– Но это же не одно и то же!

– Для нее, похоже, разницы нет.

Люба вздыхает.

– Как она там?

– Я не знаю. Я три часа по аптекам носился. Вот… – Он протягивает Любе пакет.

– Что это?