Однако давление со стороны общественности не заканчивается вместе с юностью (5). Вступая во взрослую жизнь, мы продолжаем испытывать влияние окружающих и тяготеем к людям, похожим на нас. Если большинство друзей защищают диссертации, то и мы, скорее всего, сделаем то же самое, чтобы не выпадать из своего круга. Если большинство тех, кого мы знаем, покупают дома, заводят детей и поднимаются вверх по карьерной лестнице, то мы наверняка включим те же пункты в план своей жизни. Так мы сможем сохранить отношения с этими людьми, будем понимать друг друга, и нам будет о чем поговорить.
На самом деле, взрослые не меньше подвержены влиянию общественности, чем дети и подростки. В любой момент, когда «группа» подталкивает нас к соответствию в поведении и одежде, мы испытываем на себе это влияние. Если мы следуем неудачной модной тенденции или смеемся шуткам, которых не понимаем (или не считаем смешными), то негласно заявляем о своем желании принадлежать к группе. Иногда влияние бывает положительным и полезным. Например, членство в туристическом клубе или участие в программе отказа от курения. Но не всегда оно толкает нас к лучшей версии самих себя; не каждое сообщество поддерживает положительные изменения и развитие личности.
Как писал в своем романе «Деревенская элегия» Дж. Д. Вэнс, некоторые сообщества «Ржавого пояса[49]» и района Аппалачей пришли в такой упадок, что люди там перестали достигать какого-либо успеха. «В Миддлтоне все только и говорили, что об усердной работе, – писал Вэнс. – Но вы могли обойти весь город, где 30 % молодых людей работали менее двадцати часов в неделю, и не встретить никого, кто признался бы в собственной лени» (6). Для процветания в таких условиях – в сельской местности, маленьком городке или полуразрушенном пригороде – люди должны буквально пройти все круги ада. Чтобы избавиться от влияния среды, нужно заявить о своей независимости от сообщества. Это непросто.
Детство, проведенное в нищете (7), впоследствии отражается на многих вещах, от физического здоровья до поведения. Это подтверждают результаты многих исследований. Подобная корреляция поражает. Дети, которые родились в бедности, в 1,7 раза чаще имеют недостаточный вес при рождении, в 3,5 раза чаще страдают от отравления свинцом. Смертность среди таких детей в 1,7 раза выше, а потребность в кратковременной госпитализации в 2 раза больше, чем у родившихся в нормальных условиях.
То же самое касается успеха в жизни: дети из бедной среды в 2 раза чаще остаются на второй год или не заканчивают школу и в 1,4 раза чаще демонстрируют неспособность к обучению. С низким социально-экономическим статусом связано частое возникновение поведенческих и эмоциональных проблем у молодежи. Этих детей бросают родители, над ними издеваются или они участвуют в жестоких преступлениях чаще, чем те, кто вырос в финансовой безопасности.
Так и хочется сделать вывод, что все это происходит из-за отсутствия финансовых ресурсов, особенно в наши дни, когда пропасть между бедными и богатыми достигла максимальной отметки с 1920-х годов (8). Однако все гораздо сложнее. Как заметил Вэнс, в бедных районах также не хватает культуры. Те немногие люди, которые обладают более яркими талантами, уезжают и тем самым лишают сообщество ролевой модели успеха. Многие из тех, кто остается, становятся фаталистами, а это прямой путь к наркотикам и алкоголю. По мере того как снижается потребность в квалифицированной рабочей силе, падает доверие к сообществу, а с ним и надежды на лучшее будущее. В такой ситуации очень сложно работать и вкладывать средства в долгосрочной перспективе. На смену приходит озлобление и неповиновение, и в обществе утверждается мнение, что даже неквалифицированная работа – «предательство».
Тем не менее и успешные сообщества, в том числе те, где высоки ожидания, оставляют на нас несмываемый отпечаток, не всегда положительный. В некотором смысле, высокоэффективное общество может стать особого рода ловушкой, подталкивать ребенка к опасной грани. Дети вырастают с огромными амбициями и честолюбием, им нужно получать только высокие оценки, поступать только в престижные школы и занимать только высокооплачиваемые должности. Но у них часто не хватает ни времени, ни возможностей для самопознания. Они попадают на конвейер, который движется только в одном направлении, и у них нет ни других интересов, ни вариантов карьеры. Конвейер несет к успеху в узком понимании и лишает их способности познавать себя.
Специалист в области психологии здоровья Шилаг Миргейн считает, что «давление со стороны общественности заставляет нас не отставать от Джонсов и вести образ жизни, который нам не подходит, гнаться за «успехом» в том понимании, как его видят другие» (9). Люди, на которых направлено это давление, часто становятся цветами с «поздним стартом», вроде Эрика Валя, с которым мы встретились в начале главы. У них есть все признаки успеха, но они не способны применить себя в том деле, которое действительно им интересно, раскрывает истинный дар, страсть и предназначение.