– Поднимайте бокалы, полминуты осталось! – предупредила Мария.
Зоя высоко подняла бокал. Отсвет бедного огня тускло заиграл на стекле и потух в черноте вина.
– За Советскую власть!
Все встали, чокнулись бокалами и молча выпили, глядя друг на друга. И Мария увидела, что все окружающие ее лица красивы и праздничны и полны силы.
– Я родилась при ней и, пожалуй, по-настоящему о ней не задумывалась, – сказала Зоя, когда все сели. – А теперь я чувствую, что никакая другая власть не устояла бы под таким напором. И никакие другие люди, кроме советских, не выдержали бы такого. Я как-то думала, что было бы с американцами в их небоскребах, случись у них такая блокада. Без света, без лифта, без топлива – где-нибудь на сороковом этаже!..
– Я вот думала, – сказала тетя Настя, – вина мало, а тостов много. За победу – надо? За Сталина – надо? Без него и победы нет. А наш Ленинград как не помянуть, когда за него души горят? А Красную Армию? Ведь как ей тяжко приходится, вся в крови отбивается. Все помянуть надо. А ты так придумала, что и просто, и коротко, и все сказано.
– Да… – задумчиво протянул прохожий. – Сами мы ее создавали, сами к ней и привыкли. Вроде родного дома стала: пока живешь, не замечаешь, а как замахнулись на нее… Весь ты тут. И все, что сделал в жизни, и все, что в будущем хочешь, кажется – сам бы лег костьми, лишь бы она здравствовала…
По сути, это уже образцовая «лакировочно-бесконфликтная» послевоенная литература. Во всех ситуациях блокады – будь то смерть близких от голода, холода, бомбежек, обстрелов – в домах, на улицах, на Ладоге, на подступах к городу, в немецком тылу, на воде и в воздухе – все персонажи являются честными советскими людьми. Единственный отрицательный герой романа Борис Трубников покидает его после первых же страниц. Да и он лишь струсил. Это роман сплошных положительных героев, где лишь изредка (все же роман военный) мелькают враги. Хотя условия блокады вызывали в людях негативные эмоции, но и они покрываются глянцем «сурового реализма»:
Голод и страдания развили у многих раздражительность, мелочность, подозрительность. Алексей никого не идеализировал, но он видел, как коллектив отсекал, подавлял все мелкое, как хорошели люди под воздействием дружного и целеустремленного труда… И оттого, что это были живые, обыкновенные люди, со всеми присущими человеку слабостями и недостатками, еще ярче и победоноснее выступала в них новая и необыкновенная сущность, созданная всем строем советской жизни, – сознательная самоотверженность, искреннее и требовательное товарищество, чувство личной ответственности за порученное дело, за свой завод, за город, за всю страну.
Труд, как всегда в соцреализме, творит с людьми чудеса: