— Обычно в своем доме трапезу делят лишь родственники, супруги или друзья. Это считается… особым, эльфы не делят трапезу в своем доме с любым. Это… заверение в дружеских намерениях, обещание не причинять вреда, почти клятва в том, что с этим эльфом ты не скрестишь клинка, не выпустишь стрелы и не скажешь о нем злого слова. Это… то, чем мы заверяем дружбу. У вас тоже есть этот обычай. Преломить хлеб. Он так же древен, как и наш.
— Да, только мы про него забыли.
— Но мы нет. — Джон демонстративно отпил воды.
Софи стало горько.
— Со мной дружбу, значит, заверить не хочешь? — спросила она.
Джон вскинул на нее взгляд, и в нем было искреннее удивление.
— Разве ты так подумала?
— А как я должна была подумать?
— Что я не хочу принуждать тебя давать обещаний, которые ты не захочешь выполнять. Я говорил уже — узнав меня, ты, быть может, пожалеешь и о помощи оказанной, и о том, что дала мне обещание дружбы.
— Да что такого я могу о тебе узнать? Джон, серьезно, что ты там задумал такого ужасного?
— Знание, что принесет печали. Разве в твоей жизни оно нужно?
Софи вздохнула. Да уж, печалей ей и так хватало.
— Это что-то такое, из-за чего я действительно не захочу с тобой дружить? Серьезно? Это не очередная блажь, вроде отрезанных волос или возраста, или еще какой ерунды?
Джон нахмурился.
— Признаться, твои мысли мне постичь сложнее, чем мысли эльфа. Я лишь могу предполагать. Однако все люди, что знали меня, не хотели бы преломить со мной хлеб.
— И много людей тебя знало? — Софи продолжала жевать.
— Не много. Лишь двое. Один из них уже ушел. Второй жив, он здесь, в Сиршаллене.
Софи вытаращила глаза.
— Так я не первая, кого ты украл?
— Первая из дев. — Сказал Джон и тут же совершенно изобличительно покраснел. — Я хотел сказать… я не имел в виду…
— Ты украл меня не потому что я дева, да-да, можешь не напоминать. — Софи улыбнулась и поняла, что улыбка эта была неискренняя.
Слышать в сотый раз, что для Джона она, как девушка, не интересна — было неприятно.
— А тех ты зачем крал? — Софи вдруг развеселилась, представив как Джон, подкравшись сзади, накидывает на здорового мужика мешок и пытается его утащить, словно герой мультфильма.
— Я не крал их. — Джон нахмурился. — Один приехал добровольно. Второго, как и тебя, я хотел спасти от неминуемой гибели. Он так же был добр ко мне и к другим эльфам.
— Дай угадаю, это он тот, что мертв? — предположила Софи.
Джон кивнул.
— Я смотрю с людьми, которые добры к эльфам, происходят прелюбопытные события, да? — Софи фыркнула и доела свое жаркое. — Очень вкусно. Передай Финару мою благодарность.
— Ты сама можешь поблагодарить его.
— Он не хочет со мной разговаривать, Джон. Это же очевидно.
— Он будет с тобой разговаривать. — Отрезал Джон, и в его голосе зазвучала сталь. — За пределами этого дома ты ханти для твоей же безопасности. Но здесь ты моя гостья. И я не позволю Финару унижать тебя.
— Ты уже унижаешь меня. — Вздохнула Софи и встала, собираясь убрать тарелку.
Джон моргнул.
— Я не понимаю… снова, как и прежде.
— Не нужно заставлять людей… Тьфу ты! То есть эльфов, разговаривать со мной, если они этого не хотят. Это унизительно. Я не хочу, чтобы со мной разговаривали по твоему приказу, через силу. Мне это не нужно. Если он захочет, то однажды может… сам заговорит. А пока я не хочу, чтобы ты ему приказывал, ясно?
Джон изумленно смотрел на нее.
— Но его молчание… разве оно не оскорбительно для тебя? Ты же не ханти, ты — благородная дева с чистым сердцем. Ты добра не меньше, чем лучшие из моего народа. И ты не соглашалась стать ханти, навлекая на свою семью позор. Почему ты готова терпеть унижения, если я могу тебя от них избавить?
— Если ты и можешь меня избавить от унижений, то просто относись ко мне как к другу. Или как к деве… Хотя постой, я не знаю как вы относитесь к девам, так что остерегусь. Лучше как к другу. И если один твой друг не разговаривает с другим — ты что, станешь ему приказывать? Думаю, нет.
Джон растеряно посмотрел в пространство.
— Пожалуй, в твоих словах есть истина. Я не думал об этом в таком ключе.
— Значит, договорились.
— Я не стану приказывать Финару… и прочим так же не стану. И я буду сам относится к тебе как… как к другу. — Последнее слово далось ему с явным трудом. — Признаться, никогда еще у меня не было смертного друга.
— А как же те, которых ты привез?
Джон помрачнел.
— Я уже говорил, они не хотели бы преломить со мной хлеб.
Софи поставила тарелку на сервант. Раковины тут не было, и чтобы помыть ее, нужно было иди на кухню.
— Джон… — Софи тревожно посмотрела на него. — Ты прав. Я ничего о тебе не знаю. И ты ничего не рассказываешь. Одни какие-то смутные намеки. Но знаешь… даже если я узнаю, чтобы остаться в живых, я должна буду жить тут, ведь так?
Джон медленно кивнул.
— Я тогда… наверное не желаю знать. Это малодушно, я знаю, но… я не хочу знать.
Джон, казалось, обрадовался.
— Это мудрое решение, и я не считаю его малодушным для тебя. Ты ведь дева, вопросы народов не должны тебя волновать.
Софи очень постаралась не уронить челюсть.
— Что, прости?