«Поздравь Танюшку!»

– Я даже не спрашиваю, как ты узнала! – недовольно сказала Татьяна, когда мы встретились с ней в обеденный перерыв, в кафе при роддоме, куда я приехала через пару дней после разговора с Гавриилом. – Поняла уже, что Сашка сказал! Но объясни мне, почему он именно к тебе прицепился? Мне, прям, неудобно, как будто тебе заняться нечем, как только его проблемы решать?!

– Не волнуйся, мне несложно, – улыбнулась я, – лучше скажи, как Костик?

– Ой, не знаю! Не спрашивай! – воскликнула она, ковыряя вилкой в салате. – Мама ему звонила, подробности я не спрашивала! Он же нам чужой и я его с маленьких лет не видела, а ему уже 26.

– Он тебе не чужой, он твой племянник, – сказала я, комкая салфетку, волнуясь и не зная, как начать разговор о матери Татьяны, – мама твоя, наверное, в курсе, раз поддерживала с ними отношения столько лет.

– Думаешь? Ты знаешь, мне кажется, я уже ничему не удивлюсь!– задумчиво протянула она и воскликнула. – Подожди, ну а зачем тогда Танька лишала его родительских прав? Он то отцом другого считает.

– Не знаю, – пожала плечами я, – и теперь точно не узнаем, ее то уже нет!

– Слушай, я все равно в шоке! – потрясая головой, сказала Татьяна. – Мне до сих пор не верится, что это происходит со мной! С нами! Почему он мне никогда не снился? Если все так просто?

– Как видишь, не просто! Если бы мог, приснился и тебе. Только приняла бы ты этот сон всерьез? А?

– Не знаю.– ответила она и тут же спросила. – Ладно, рассказывай, что он еще говорит? А то у меня там роженица сложная, в любую минуту позвонить могут.

– Что за сложности? – удивилась я, зная, что Татьяна, действительно сложных рожениц без наблюдения не оставляет.

– Да не в том смысле, – поморщилась она, – параннойя у нее. Переживает, что из ее плаценты макароны по-флотски сделают!

– Что?!– рассмеялась я. – Это что новенькое! Или шиза?

– Да нет, не шиза, – смеясь, ответила Татьяна, – актриса театра, весь процесс арии поет, говорит так легче. Но в первые роды кто-то из персонала пошутил! На ее вопрос: что с ее плацентой сделали, ответили: макароны по-флотски. Вот она теперь бдит. В министерство уже отзвонилась, контрольный звонок оттуда был. Без смеха!

– А там что всерьез что-ли её восприняли? – удивилась я, продолжая смеятся.

– Вот, не знаю, – усмехнулась она, – но сказали, проконтролируют! Им то что!? Был бы повод три копейки не доплатить!

– Дурдом, – покачала головой я, представляя, как делегация из министра здравоохранения и главного врача роддома проверяют кастрюли в столовой.

– Ну, говори уже, – воскликнула Татьяна, и мне пришлось пересказать диалог с ее братом. Она слушала, периодически, расширяя глаза, и когда я закончила рассказа, протестующе воскликнула:

– Мама мне рассказывала совсем по-другому! Я не знаю даже, что сказать!

– Танюш, сейчас нет смысла выяснять, кто как сказал, – успокаивающе начала говорить я, – надо....

– Как это нет смысла!? – воскликнула она. – Все еще страшнее, чем я думала! Это же получается, она их убила! Она…

– Не нам судить, – перебила я ее строго, положив руку на подрагивающую ладонь, – он ее простил, а ты даже и не вздумай ее в чем то обвинять. Сейчас нужно уговорить ее пойти на прием к моему Данилу. Я с ним уже поговорила. Он постарается убедить ее раскаяться.

– Как!? – сквозь слезы усмехнулась она. – Как заставить раскаяться такого монстра?! Если она даже после того, что натворила, продолжала обвинять Сашку!

– Ты же понимаешь, что ее поведение, возможно, просто способ отвести от себя вину, а на самом деле она все понимает.

– Нет, ты ее просто не знаешь!– горько хмыкнула Татьяна. – Она всегда и во всем права. Всегда!

– Тем более! – сказала я. – Вот ты можешь представить, как она плачет и говорит тебе, что это она виновата во всем? Можешь?

– Нет, не могу, я за всю жизнь не видела, чтобы моя мать плакала. Даже, когда умер папа, – ответила она, поднимаясь из за стола, – и знаешь что, Ева, прости! Для этого чудовища, я и пальцем не пошевелю! Пусть будет, как будет!

– Постой, – крикнула я, хватая сумку со стула и догоняя ее, – Тань, так нельзя. Подожди! Времени нет совсем, обижаться, отсчёт начался ещё два дня назад.

Она медленно шла по коридору, опустив плечи и засунув руки в карманы, синий медицинский костюм с рисунком из цветных паровозиков, как то сразу повис на ней, как будто стал на несколько размеров больше. Я остановилась и смотрела ей вслед. И что мне делать!? Ждать пока она успокоится?! А если это затянется на несколько месяцев!? И когда я уже повернулась к выходу, так и не решив, Татьяна окликнула меня:

– Ева, прости! Спасибо тебе за все!

– Тань, ну подумай, – подбежала я к ней, – ты понимаешь, что те долгие семь лет, лягут на твои плечи?! Ты же знаешь, что такое лежачий больной! А бросить ты ее не сможешь, я знаю! Подумай, прошу тебя!