«Избиение ногами, винтовкой, револьвером, – замечает С. С. Маслов в своей книге, написанной в значительной степени на основании материала, вывезенного им из России, – в счет не идут, они общеприняты и повсеместны… О пытке в Петрограде путем сжимания половых членов говорит в своих показаниях на лозаннском процессе Синовари. Харьковский Саенко. Несколько слов о его помощнике, матросе Эдуарде – знаменит был тем, что, дружески разговаривая с заключенными, смеясь беззаботным смехом, умел артистически «кончить» своего собеседника выстрелом в затылок – свой революционный долг». Среди одесских палачей был негр Джонстон, специально выписанный из Москвы. «Джонстон был синонимом зла и изуверств»… «Сдирать кожу с живого человека перед казнью, отрезать конечности при пытках и т. п. в Одессе – лишь женщина-палач, молодая девушка Вера Гребеннюкова («Дора»)». О ее тиранствах также ходили легенды. Она «буквально терзала» свои жертвы: вырывала волосы, отрубала конечности, отрезала уши, выворачивала скулы и т. д. Чтобы судить о ее деятельности, достаточно привести тот факт, что в течение двух с половиной месяцев ее службы в чрезвычайке ею одной было расстреляно 700 с лишком человек, т. е. почти треть расстрелянных в ЧК.
В Киеве расстреливаемых заставляли ложиться ничком в кровавую массу, покрывавшую пол, и стреляли в затылок, и размозжали череп. Заставляли ложиться одного на другого, еще только что пристреленного. Выпускали намеченных к расстрелу в сад и устраивали там охоту на людей. В Брянске существовал «обычай» пускать пулю в спину после допроса. В Сибири разбивали головы «железной колотушкой»… В Одессе «во дворе ЧК поставили бывшего агента сыскной полиции. Убивали дубиной или прикладом. Убивали больше часа. И он все умолял пощадить». В Екатеринославе некий Валявка, расстрелявший сотни «контрреволюционеров», имел обыкновение выпускать «по десять-пятнадцать человек в небольшой, специальным забором огороженный двор». Затем Валяв-ка с двумя-тремя товарищами выходил на середину двора и открывал стрельбу…
О расстреле 60 по Таганцевскому делу. «Расстрел был произведен на одной из станций Ириновской железной дороги. Арестованных привезли на рассвете и заставили рыть яму. Когда яма была наполовину готова, приказано было всем раздеться. Начались крики, вопли о помощи. Часть обреченных была насильно столкнута в яму, и по яме была открыта стрельба. На кучу тел была загнана и остальная часть и убита тем же манером. После чего яма, где стонали живые и раненые, была засыпана землей»… Палачи, получают плату поштучно: им идет одежда расстрелянных и те золотые и прочие вещи, которые остались на заключенных; они «выламывают у своих жертв золотые зубы», собирают «золотые кресты» и прочее… В Архангельске Майзель-Кедрова расстреляла собственноручно 87 офицеров, 33 обывателя, потопила баржу с 500 беженцами и солдатами армии Миллера и т. д. А вот другая, одесская, «героиня» – 52 расстрела в один вечер.
Главным палачом была женщина-латышка со звероподобным лицом; заключенные ее звали «мопсом». Носила эта женщина-садистка короткие брюки и за поясом обязательно два нагана. С ней может конкурировать «товарищ Люба» из Баку, кажется, расстрелянная за свои хищения, или председательница Унечской ЧК, «зверь, а не человек», являвшаяся всегда с двумя револьверами, массой патронов за широким кожаным поясом вокруг талии и шашкой в руке. «Унечане говорили о ней шепотом и с затаенным ужасом»… В Рыбинске есть свой «зверь» в облике женщины – некая «Зина». Есть такая же в Екатеринославе, Севастополе и т. д…
Есть описание жуткой сцены: «на главной улице, впереди добровольческого отряда крутилась в безумной, дикой пляске растерзанная, босая женщина… Большевики, уходя в эту ночь, расстреляли ее мужа… Одну молодую женщину, приговоренную к расстрелу за спекуляцию, начальник контрразведки Кисловодской ЧК «изнасиловал, затем зарубил и глумился над ее обнаженным трупом». В Чернигове при расстреле жены генерала Ч. и его двадцатилетней дочери последняя предварительно была изнасилована. Так повсеместно… «В станице Пашковской председателю исполкома понравилась жена одного казака, бывшего офицера Н. Начались притеснения мужа, и последний как бывший офицер, значит контрреволюционер, отправляется в тюрьму, где расстреливается. И прочее…