Поздравляю со смертью

Я не успела додумать свою мысль, потому что мужчина резко разогнулся и уставился на меня своими черными немигающими глазами. Теперь его торс оказался близко, и я разглядела внимательно, что было на нем: мелкие порезы, из которых сочилась кровь. Не простые порезы — он вырезал на себе символы. В три ряда. Ножом. Сам себе. Или кто-то это сделал с ним? Тогда логичнее было вызвать скорую, а не переться домой к незнакомым людям. Хуже всего то, что эти символы были мне знакомы. Стена в Царицынском парке-усадьбе. Открытки. Фотографии.

Мужчина резко встал и кинулся на меня, а я заорала и проснулась.

…3:33. Отлично. У меня появилась новая способность — просыпаться в одно и то же время без будильника. Но лучше бы это было более позднее время, где-нибудь часов семь или даже восемь.

Я попыталась еще уснуть, но так и не смогла. В итоге в институте под дверью нужной аудитории я стояла первая. Наташка появилась только через час, когда на зачет уже начали запускать людей.

— Ты опоздала, — попеняла я ей, так как хотелось поскорее с этим покончить, но Наташка любила, чтобы мы готовились и отвечали вместе (вернее друг за другом), поэтому пришлось ее ждать и пропустить кучу людей вперед.

— А ты плохо выглядишь, — ответила она мне обеспокоенно. — Будто не спала всю ночь.

— Я и не спала.

— Ты так сильно боишься зачета? Это ж Петренко, он зайчик. Он всем зачеты ставит.

— Нет, это из-за ночного кошмара. — Ничтоже сумняшеся я пересказала ей его содержание.

— Господи, Инька, ты совсем с катушек съехала с этими письменами дурацкими. Хочешь, к историку сходим? Нарисовать сможешь?

— Незачем. — Я показала ей фотографию.

— Когда ты успела сделать?

— Это не я. Это один мальчик. Долгая история, — отмахнулась я, видя, что дверь открылась, а значит, в святая святых может зайти очередной студент. Этим студентом стала я.

Зачет мы получили легко и просто (как и предсказала Наташка), а спускаясь по лестнице, встретили нашу культурологичку. Она была тоже зайчиком, как выражается Живцова, поэтому я рискнула обратиться к ней с интересующим меня вопросом и показала фотографию.

— Вот эти символы, — ткнула она в несколько, — похожи на скандинавские руны, несколько стилизованные. Их все-таки вырезали на камне, поэтому в оригинале они имеют острые углы. Остальные не знаю, извините, девочки. А где же сия наскальная живопись, которая вас так заинтересовала?

— Да просто в городе нашли, — отмахнулась я, не желая ее во все это посвящать, — шли мимо, вот я и сфоткала.

— Ну, это подростки отсебятину лепят. Изуродовали весь город! Кто не умеет созидать, тот разрушает, давно известный факт.

Я кивнула, хотя внутренне не согласилась. «Отсебятина» не вызывала бы ощущения законченности и не порождала бы магический эффект движения картинки. Казалось, что люди, нарисовавшие данный шедевр, знали, что и зачем они делают.

Наташка полезла в телефон, матюгнулась и стала нервно приглаживать свои короткие кучерявые волосы.

— Что такое? — тут же среагировала я.

— Глеб! Отменил свидание. У него тренировка, видите ли!

— Ну, связалась со спортсменом, — развела я руками, открывая дверь и выходя на улицу.

— А как с Алкой? Ничего не слышно? Не звонила ее родичам?

— Нет, не слышно, — ответила я. Распрощавшись с подругой, позвонила Федору Алексеевичу с тем же вопросом. Возможно, он ночью что-то узнал, просто не стал перезванивать, боясь разбудить. А сегодня не позвонил, потому что знал, что у меня зачет.

Но нет. Оказалось, что Филиппов забыл о зачете.

— Инесса, хорошо, что ты позвонила… Я сам хотел, но не знал… — Тут он запнулся, и до моих ушей донесся звук отодвигаемого стула, а после — запираемой на ключ двери. — Не хочу, чтобы нас подслушали. Ты дома сейчас? — Я сказала, что только что вышла из вуза и домой попаду где-нибудь через час. Тут-то и выяснилось, что про мой зачет он забыл. Затем он спросил: — Тебе удобно, если я приеду через час? Нужно поговорить.

— Да, конечно.

Федор приехал даже раньше меня. Я увидела его черный «Мерседес», припаркованный возле моего подъезда, и притормозила. Оказалось, что он уже поднимался и звонил в дверь, а затем спустился и решил ждать с комфортом. Но подниматься снова он уже не захотел (у меня дома не работал лифт), и общаться мы стали в машине.

Отец Изольды выглядел неважно: лицо бледное, движения резкие и дерганые, речь нетипично быстрая и путаная. А еще за эти дни появилось много новых седых волос. Впрочем, может, так казалось из-за солнечных лучей, проникающих в автомобиль через опущенное стекло со стороны водителя, из-за которых его волосы блестели и казались светлее, чем есть.

— Что случилось?