Поздравляю со смертью

— Я вчера оставил свои контакты местным, в том числе продавцам на рынке стройматериалов. Сегодня мне позвонил человек, сказал, что он находил сумку, женскую, с вещами, прямо на обочине. Возле рынка. Он закрылся и пошел домой, живет в деревне по соседству с рынком, два километра пешком, так и ходит каждый день одной дорогой. Сперва по обочине, потом сворачивает к деревне. И вот вчера он увидел сумку. Коричневая, на земле, сразу не бросалась в глаза. Грязная, пыльная, но ведь дорога… — Он неуверенно посмотрел на меня. Подумав, я кивнула. Обочина оживленной трассы за пару дней вполне способна привести даже новенькую сумку в нетоварный вид. — Он отнес жене. Но ему передали, что я ищу дочь. Я обещал вознаграждение, но он сказал, что даже не из-за этого готов показать ее. У него у самого дочь подрастает от первого брака. Она не на глазах, и он как представит себе, что с ней что-то… Короче, поедешь со мной?

Я удивилась.

— Я? — Вот, оказывается, зачем он приехал.

— Да, я же не разбираюсь в этих штучках, а ты поймешь, ее ли это сумка.

Я напряглась.

— Федор, каждый раз, когда я ее видела, она была с рюкзаком.

Он нахмурился, будто не желая что-то рассказывать. Наконец произнес:

— Я видел дважды, как она брала Изольдины вещи. Не таясь, выходила из ее комнаты. Возможно, и в тот раз, на свидание, взяла сумку сестры. А уж вещи Изольды ты точно хорошо знаешь.

Я вдруг вспомнила слова Наташки, когда она увидела Аллу, садящуюся в Сашкину, как теперь стало ясно, машину. Алла была в красивой гипюровой кофте. Рюкзак к такой одежде явно не подходит. Да и, сдается мне, такого наряда у нее самой не было. А вот у Изольды был. И коричневый гипюр, и кожаные брюки.

— Ладно, поехали.

— Тебе не надо подняться?

Я задумалась лишь на секунду.

— Нет.

Мы тронулись. Через несколько минут Федор сказал:

— Спасибо тебе, Инесса. Ты же знаешь, я не могу сказать Лене. У нее проблемы со здоровьем, и чуть что… Лучше проверим сами.

Я молча кивнула. Развивать эту тему не хотелось. Тем более мой телефон завибрировал, оповещая о том, что кто-то прислал мне сообщение, и у меня появилась возможность спрятаться за экраном. Наташка предлагала встретиться, пользуясь отмененным Глебом свиданием и, следовательно, появившимся свободным вечером. Но я не знала, во сколько освобожусь, поэтому написала ей все в подробностях. «Держи меня в курсе!» — попросила она напоследок, совсем не обидевшись на мой отказ.

Рынок стройматериалов начинался сразу за большим торговым центром, я его помнила шумным, грязным, суетливым. Толпы смуглых мужиков вечно что-то таскали, швыряли, зазывали и орали. Другие мужики вечно что-то спрашивали и торговались. Я была здесь раньше только с отцом и исключительно в выходные дни. Сейчас, в будний день, людей было не так много. Федор легко нашел место на парковке торгового центра, дальше мы пошли пешком. У первого встречного он спросил, где найти Рауля. Нам показали на лакокрасочный магазинчик. Затем продавец — пышная дама с высвеченными сухими волосами — позвала самого Рауля из подсобки. Он вышел к нам — небольшого роста, смуглый и чернявый, уставший, но еще энергичный. Он попросил подождать, пока доделает какие-то дела в подсобке, мы согласились, настроившись долго стоять, но ждать в итоге пришлось немного: минут через пятнадцать Рауль снова к нам вышел.

— Пойдем, я покажу, где нашел, — без тягостных предисловий начал он и шустро выбежал на улицу. Мы отправились за ним. Прошли всего сто метров, он ткнул в кусты. — Вот здесь я нашел. — И тут же без перехода спросил: — Девочка ваша давно пропала? Не нашли?

— Двое суток. Нет, не нашли.

— Но надеемся с вашей помощью, — добавила я.

Он посмотрел на меня серьезно.

— Все может быть. Детали важны. Иногда бывают такие совпадения, что… — он закатил глаза, не собираясь заканчивать предложение. Впрочем, было и не нужно.

— Сумочка дома? — спросил Федор Алексеевич. — Нужно будет взглянуть.

— Да, конечно. Я жену предупредил. Она ее выложила в коридор и больше не трогала. — Он и дальше выражал свои мысли кроткими рублеными фразами, к чему я не сразу привыкла. Возможно, русский язык для него неродной, и ему тяжело изъясняться как-то иначе — изысканно, витиевато, длинными предложениями с кучей оборотов и прочих вставных конструкций. А может, он по натуре немногословен.

Мы шли в деревню вдоль оживленного шоссе, по тротуару, который только возле рынка был заасфальтирован. Справа начинался перелесок, и даже движение автотранспорта не мешало слушать пение птиц.

Федор по дороге обернулся ко мне и сказал:

— Я был у своих сегодня. Они в принципе готовы принять заявление. Но Ленка против.

— Против того, чтобы написать заявление? — удивилась я.

— Да. Она считает, что написать заявление в полицию — это все, это уже официально. Это будет означать, что она действительно пропала.

— Но она ведь действительно пропала!

— Да, но не каждый человек способен принять это так легко. Особенно после смерти другого ребенка…

— У вас кто-то умер? — проявил любопытство торговец.