Поздравляю со смертью

— Нет, скорее всего, тебя местные гопники хлопнут до башке и изнасилуют — вот что будет. А на истину ты таким путем не выйдешь.

— Ну, значит, такая судьба.

Живцова повздыхала немного прямо в трубку, затем категорично заявила:

— Вот что. Я поеду с тобой.

— Ты серьезно?

— Да. Не отправлять же тебя одну на суицидальную миссию! Я заныкаюсь где-нибудь неподалеку…

«За мусорными баками», — чуть не ляпнула я. Надеюсь, они с Жаном выберут разные и даже не заметят друг друга. Живцова спросит обязательно, на кой мне еще один «бэк-ап», и что мне ей отвечать? Что я и ее подозреваю? Только она-то уже знает, что это подстава, так что… Додумать свою мысль я не смогла, потому что тут же ей на смену пришла другая. Заброшенная фабрика — это подстава, и Алла там никогда не была, но вот про записи-то Наташка не знает, что они выдуманные! А заброшка — отличное место от меня избавиться. Так что ехать с ней вдвоем — вполне оправданное решение в пределах нашей с Жаном миссии.

«Ты серьезно думаешь, что Живцова способна тебя убить?!» — спросила меня моя совесть.

Я покачала головой. Я схожу с ума.

Наташка все это время что-то увлеченно говорила, спорила сама с собой и предлагала варианты. Наконец она спросила меня:

— Что скажешь?

— Отлично. Спасибо за помощь.

Не зная толком, на что согласилась, я отключилась и занялась наконец предстоящим экзаменом.

* * *

Экзамен по гносеологии прошел тяжело. В вузе не было кондиционеров и даже обычных вентиляторов, а окна в аудитории не открывались, при этом они выходили на восток, в них било яростное солнце своими жаркими лучами, и в итоге было очень душно. Одна девушка даже грохнулась в обморок (про нее, правда, судачили, что она на раннем сроке беременности, так что потеря сознания могла быть как-то с этим связана). Преподаватель был вынужден предложить всем поставить «удовлетворительно», кого это устроит, и отпустить без вытягивания билета и ответов. Но мало кого это устроило. Мы с Наташкой обливались потом, нас отправляли доучивать, потому что преподавателю ответ казался неполным, но все же за свою настойчивость и жертвенность мы были вознаграждены отличными отметками.

— Ты веришь в это? — спускаясь по лестнице и обмахиваясь импровизированным веером, сделанным из двух тетрадок, изумлялась Наташка. — Когда нас отправили доучивать, я думала, что пятерки не видать!

— Я, честно говоря, тоже.

Только когда мы покинули стены вуза, Живцова заговорила о более важных вещах.

— Вчера общалась с Глебом, все ему передала, как ты и велела.

— Отлично. Вы сегодня встречаетесь?

— Должны были, — взгрустнула Наталья, — но он вспомнил про какие-то дела. — Я с интересом воззрилась на подружку, мимикой показывая, что это неспроста. — Да нет, — отмахнулась она, понимая, на что намекает выражение моего лица, — он последнее время постоянно отказывается от свиданок. Нашел себе, видимо, кого-то. А смелости мне это в лицо сказать ему не хватает.

— Ну если так, главное, чтобы он Сафронову сказал.

— Сказал! Точно сказал. Он пять раз у меня спросил, знает ли Сашка об этих записях. Сашка ему важнее меня!

— Ясно. Темнеет нынче поздно, предлагаю выдвигаться часов в восемь. Совсем ночью мне самой неохота гулять по заброшкам. А убить меня и днем никому ничего не помешает.

— Прекрати! Никто тебя не убьет. Во-первых, я не позволю. Во-вторых, если ему нужен зашифрованный дневник, он отберет у тебя телефон или заставит удалить присланное сообщение.

— Ну да, а что мешает Федору скинуть мне его опять?

— Федору?

Черт…

— Да, Федору Алексеевичу.

— Не знаю, сама говоришь, что спортсмены тупые. Не подумает об этом.

Да, это мне надо было подумать! А не выдавать первую придуманную ложь. Надо было сказать, что я тайком переслала сама себе файл с Алкиного телефона. И тогда убийце достаточно отобрать мой смартфон или удалить этот файл, как Наташка и сказала. Меньше риска для меня. А вот теперь… Если я единственный человек, который может расшифровать записи, то устранять надо не записи, а меня. Или тогда после кражи у меня телефона ехать к Филипповым и пытаться украсть телефон самой Аллы, что гораздо проблематичнее. Я ведь сама заявила, где буду — у черта на куличках, вот где. Без свидетелей, без случайных прохожих. Приходи и убивай.

Я вздрогнула. На стадии планирования это все не казалось таким ужасным и опасным, а теперь волны паники стали накрывать мое сердце, сантиметр за сантиметром, клетка за клеткой. Я представила себе, как стою у кромки воды в песочке во время прилива, и каждая новая волна океана сильнее и сильнее погружает меня в песок и все выше и выше омывает мои ноги. Скоро я по шею окажусь в ледяной воде, а затем уйду в нее с головой и навек перестану дышать.

* * *