— А куда делся тот самый Максим задира? — её ухмылка снова возвращает меня в ту ночь, когда я жадно целовал её.
— Наверное, повзрослел, Тати. Много с тех пор воды утекло, но тот день я никогда не забуду. Ректор был жёстким типом. Он быстро нас вычислил, кто на что горазд.
Тати по деловому осматривает меня и говорит:
— Уверена, что тебя он выделил из всей толпы.
Я ухмыляюсь, отрицательно качая головой. Тати обескуражена.
— О, нет. Я практически до выпуска толком определиться не мог, какое направление мне по душе, — вновь вздыхаю.
— Как это? — Тати не понимает. — Вроде ж на третьем уже по профилю идут, разве нет?
— Так-то оно так, но акушерство и гинекологию я стал изучать более углублено, когда моя мама в сорок восемь забеременела и… В общем всё кончилось плохо, — мне тяжело вспоминать тот период жизни. Мало мне было токсичных отношений с Ритой, ещё мама…
Тати охает, на лице читается сожаление. Потом она мнется, и я понимаю, что о ребенке я ни слова не сказал.
— Сестренку спасли. Копия мамы. Отец теперь весь в заботах о ней, — улыбаюсь, думая о Софьюшке. — Ей сейчас четырнадцать. Капец ужасный возраст.
Тати заметно оттаивает и улыбается. Я достаю свой телефон, пролистываю галерею, нахожу фото сестрички. Показываю его Тати, и она сначала смотрит на Софу, затем мигом переводит взгляд на меня. Смеётся.
— Что такое? — с улыбкой спрашиваю.
— Если бы ты не сказал не, что жто твоя сестра, я решила бы, что это твоя дочь. Вы так похожи, — Тати снова всматривается в фотографию. Отмечая, что у нас глаза скорее всего мамины. Очень мягкие и теплые, как горячий шоколад без молока. И она чертовски права.
— А-ах, нет, но ты, кстати, первая девушка, кому я рассказал очень личную историю. Так что, Тати, твой черёд, — она отдаёт мне мой телефон и достаёт свой. Так же что-то выискивает, затем показывает мне, повернув экран.
— Здесь мои родители, я и старший брат, — она перечисляет своих родных. Фотография очень старая. Видно, что оцифрована. Тати здесь лет десять не больше. — Мы здесь все вместе в последний раз, — её голос дрожит, и я встречаюсь с ней взглядом, ощущая ментальную боль в груди. — На следующее утро наша машина врезается в грузовую. У папы внезапно остановилось сердце, как потом будет сказано в протоколе. Выжила только я, и то потому, что меня практически вышибло от удара из машины. Не знаю как, но это чудо.
Я молча смотрю на Тати, и мне вдруг становится не по себе. Глядя на милую кнопку, никогда бы не подумал, насколько трагична её жизнь была в детстве.
Она тут же смахивает предательскую слезинку и улыбается очень ярко.
— Но у меня замечательные родители сейчас. Мамина сестра забрала к себе, — Тати снова смотрит на фотографию, а потом блокирует телефон. — Ой, что-то не туда мы полезли, Максим. Кстати, эта история тоже впервые была озвучена. Я ни с кем ею не делилась. Даже девчонки не в курсе, что моя мама не мама мне вовсе.
Я тяну свою руку через стол и накрываю ладошку Тати. Крепко сжимаю, и она не сопротивляется.
— Главное, что есть сейчас, Тати. Разве стоит тратить своё время на пустоту? — я завуалированно говорю о Константине. Тати меня понимает с полуслова.
— Мне нужно немного времени, Максим. Как-то слишком быстро всё произошло между нами, что я все еще боюсь признаться самой себе, что делаю что-то не так, — шепчет Тати, как-будто кто-то мог нас услышать.
— Нам некуда торопиться, кнопка, — я подмигиваю, а Тати обалдевает.
— Ты только что назвал меня кнопкой?! — притворно ужасается, а сама же смеётся в голос. Я играю бровями и как кот расплываюсь в хитрющей ухмылке. — Ох и задира, ты, Максим. А говоришь, что всё в прошлом.
Глава 11. Тати
— М-м-м, торт ну просто восторг, — съедая кусочек, я восторженно закатываю глаза. Максим смеётся, параллельно воруя с моей тарелочки кусочек сладости.
— О, да! — едва прожевав, говорит он. Я смотрю на Максима, а тот наспех запивает сладость и морщит нос.
— Что? Слишком сладко? — шепчу так невинно, что Максим на секунду останавливается и смотрит сначала мне на губы, затем только в глаза. Что-то между нами случается в этот момент. Какая-то невиданная сила притяжения. Он первым поддаётся вперёд, а я следом, и, кажется, когда стол вовсе не помеха, мы зависаем. Неловкая пауза, которая вмиг отрезвляет. Я опускаю голову, будто принимаю поражение, и Максим тоже. Мы снова хихикаем сами над собой.
— Мы же друзья, — Максим с ухмылкой произносит фразу, и я снова гляжу на него.
Долго.
Запоминаю каждую эмоцию, которая проносится на его лице прямо сейчас. Лучи света от ламп заведения бликуют и попадают прямо на его лицо: теплые карие глаза становятся цветом драгоценного янтаря, губы, как будто нарочно, очерчены по контору яркой бордовой полосой, а густая растительность дополняет образ мужественности и доброты. Само собой я прикасаюсь ладонью его щеки и провожу.
— Не каждому мужчине идёт борода, — говорю я, лаская мягкую щеку мужчины. Не сказать, что я фетиширую, да и вообще раньше мне не нравились бородачи. Но Максим…, я щиплю его, и он щурит от щекотки глаза.