Пожалуйста, только живи!

Левка очертя голову бросился в свою наполовину выдуманную отчаянную любовь и совершенно потерял разум. Виктор Терновский отреагировал на их разрыв бурно, закатил скандал, истерично потребовал, чтобы Левка выметался из их общей шикарной квартиры и из совместно созданного дома моды. И тот, совершенно свихнувшийся от нахлынувших чувств, действительно оставил все Виктору, благородно обосновавшись со своим беломраморным ангелом в старой берлоге на Пятницкой. (Рита, правда, подозревала, что Артур, имевший виды на двухэтажную хату, сильно разочарован таким раскладом.) Теперь Беликов, одержимый какими-то покровительственно-пигмалионскими чувствами, носился со своим Артуром, трещал повсюду о его таланте, искренности, неискушенности, посещал вместе с любовником какие-то сходки юных поэтов. И успешно делал вид, будто не понимает, что связался с пустым местом, капризным и нахальным ничтожеством, которое выпьет его до донышка и бросит.

А Рита даже и сказать ему об этом не могла, потому что видела по его усталым, отчаянным, измученным глазам, что он прекрасно понимает всю безнадежность и шаткость своего положения и только делает хорошую мину при плохой игре. Так же, как и она делает вид, что все еще держится, надеется, борется. И каждое утро они с Левкой снова выходят на сцену и играют, играют, играют, не приходя в сознание.

«Может быть, у меня это дурная наследственность?» – думалось ей иногда. Перед глазами все чаще возникал образ матери, в одночасье сломавшейся после предательства отца и до конца жизни впавшей в одуряющий бездумный сон. Может быть, и она так же, как и Елена в свое время, просто сломалась?

После разрыва с Кратовым денег у нее почти не осталось. Нет, был один счет в банке, открытый лично на ее имя, доступ к которому Кратов при всем желании перекрыть не мог. Но сумма там лежала не слишком большая, и Рита предпочитала особенно не рассчитывать на эти деньги, оставив их на крайний случай.

У нее была теперь постоянная, не требующая большого напряжения работа. Ирина Вячеславовна, та самая тетка из издательства, к которой Рита когда-то носила свои рассказы, без труда вспомнила ее, посетовала, что давно не виделись, и откликнулась на Ритино предложение о сотрудничестве, завалив ее ворохом текстов начинающих авторов, требовавших вычитки и корректуры. И Рита теперь целыми днями просиживала за ноутбуком, почти единственной вещью, оставшейся у нее из былой замужней жизни, до рези в глазах вычитывая бесконечные любовные и детективные романы, переписывая временами целые абзацы и правя орфографические и стилистические ошибки. Ирина Вячеславовна была вполне довольна ее работой, и через пару месяцев у Риты даже завелась впервые в жизни штатная должность и трудовая книжка. Все это должно было служить доказательством ее благонадежности в гиблом деле борьбы за сына.

В том, что дело ее действительно гиблое, она убеждалась все больше и больше. Левка, как и обещал, нашел ей адвоката – какого-то молодого лощеного хлыща в идеально подогнанном костюме и полосатом галстуке. Рита встретилась с ним в чистеньком, недавно отремонтированном офисе. От пустого кондиционированного воздуха, лишенного запахов, щипало в глазах и хотелось кашлять.

Адвокат слушал ее, сдвинув редкие брови и сосредоточенно водя по бумаге кончиком блестящей перьевой ручки. По мере ее рассказа глаза его становились все более и более тоскливыми. Казалось, одна фамилия Кратов навсегда вогнала его в клиническую депрессию. И Рита, еще не услышав от юриста ни одной реплики, уже понимала, что ничего обнадеживающего он ей не скажет.

– Маргарита Александровна, – выдавил наконец адвокат, выслушав ее рассказ.

Голос его был таким же пустым и безвкусным, как кондиционированный воздух в его офисе.

– Пока я не могу сказать ничего определенного. Мы попытаемся… Однако я считаю, вам лучше прийти к мирному соглашению с мужем. Согласиться на его условия. Потому что, если дело дойдет до суда…

Рите стало ясно, что он нисколько не сомневается, что в суде ее личность не вызовет ни малейшей симпатии и сочувствия и решение будет принято явно не в ее пользу.

Господи, даже этот хлыщ в отглаженной рубашечке, видевший ее впервые в жизни, считал, что доверять ей воспитание ребенка нельзя. Так, может быть… Может быть, это на самом деле было так?