Пожар

Вот и сегодня я под вечер спустился в машину. Там Вадик достаивал вахту. В грохоте машинного отделения он только улыбался мне, а когда я подошёл к нему, то он прокричал мне в наушник что-то ободряющее.

– Вечером, – только одно понял я и утвердительно кивнул головой.

Потом я зачем-то полез в кладовку, подкрепил приспособления, понадёжнее закрыл дверцы шкафов, подвязал канистры с химией, чтобы их не раскидало, если вдруг ночью начнётся качка.

Я не знал, куда себя приткнуть, что бы ещё сделать, чтобы эта, раздирающая душу тоска, куда-нибудь делась. В каюте не сиделось и я вышел на палубу. Там тёплый ветерок и темнота ночи меня немного охладили и успокоили.

На корме, на левом борту под тентом, филиппки пили пиво. Было воскресенье. Что-то орал магнитофон. Туда меня не тянуло.

Я поднялся на пеленгаторную палубу. Над головой ярко светили звёзды. Стараясь найти знакомые созвездия, я начал успокаиваться. Вот также и тогда в Инчхоне я показывал Инночке эти созвездия. Может быть, и она сейчас на них смотрит. Значит, тогда наши взгляды встречаются.

– Я смотрю на эти звёзды, и вижу твои глаза, родная. Только ты на них тоже посмотри, – сам себе уговаривал я.

Вроде немного отлегло на душе.

– Пойду к Вадику. Он уже помылся после вахты. Чего это он звал меня? – само собой подумалось.

– Владимирыч! Ты где бродишь? Я уже всё приготовил. День рождения у Инночки, – при моём появлении выпалил Вадик.

– На Альдебаране, – пробурчал я в ответ. – Но у неё же он был уже… – Я в недоумении посмотрел на Вадика.

– Да не у твоей, у моей. Я и песню новую написал, – Вадик был весел, разговорчив. Его хандра уже прошла.

– Хорошо, что не вместе у нас крыша едет, – невольно подумалось мне.

А стол был уставлен всем, на что только Вадик мог догадаться. Вернее, какие вкусности были в артелке. Но, запасённая из Кореи бутылочка, потела, подпёртая с боку тарелкой с овощами. Картошечка с поджаренным лучком испускала ароматы.

– Ну, ты и молодец, – непроизвольно вырвалось у меня. – Принимай мои поздравления и быстрее зови к столу.

Вадик сиял. После третьей стопочки, основательно подкрепившись, он взял гитару и, многозначительно глянув на меня, произнёс:

– Ну, Инночка, принимай подарок.

Песня пробрала до глубины души.

Или сегодня был такой уж некультяпистый день, толи три пропущенные стопки, но у меня пробило слезу. Вадик почувствовал, что песня пришлась мне по душе и начал петь другую, потом ещё и ещё, а там его уже было не остановить. У меня опять защемило душу. Что-то опять кольнуло в сердце. Вадик куда-то отошёл на второй план, и я опять остался со своими мыслями.

Но, сделав над собой усилие и тряхнул головой, я постарался выкинуть дурь из головы, и предложил Вадику:

– Ещё по одной, только уже за нас с тобой.

Вадика не надо было заставлять, но вскоре он глянул на часы:

– Владимирыч, перед вахтой и поспать бы надо….

– Конечно, какой разговор. Работа есть работа, – я тоже посмотрел на часы. Потом помог Вадику убрать со стола и поплёлся опять к себе. Туда, где всё напоминало о присутствии той неземной половинки, которой судьба одарила меня. Долго ворочался. Пришлось взять второе одеяло. Кондиционер дул на совесть. В каюте было даже прохладно.

Будильник, как всегда, требовательно звенел, но вставать не хотелось. Еле оторвав тяжёлую голову от подушки, я заставил себя встать. Долго выпускал ржавую воду из крана. Утром её давали только на один час. До Перу надо было дотянуть на запасе воды, который мы набрали в Корее.

– Проклятый испаритель. Чисти его, не чисти, а воды так и нет, – заводя себя с утра, я никак не мог отделаться от вчерашней хандры. Опять что-то тянуло душу. Что-то свербело в мозгу. Даже душ не улучшил настроения. Он был до мерзости тёплым, а вода еле-еле лилась из крана.

Так я и спустился в кают-компанию злой и недовольный.

Кэптин Брэдли уже пил чай и дымил своей вонючей сигаретой. Он улыбался и весело говорил. Но разговор что-то не получался.

Опять сейчас идти в машину, в эту жару. Опять потеть. Да ну всё это к чёрту! Ничего не хочу. Всё осточертело. Морду бы кому-нибудь набить что ли? Как бы разрядиться?

Вадик сидел в кладовке, и что-то пытался втолковать электрику Бармеджо. Я подошёл и понял, что надо. Вадик хотел сменить термостат на топливной цистерне и пытался выбрать из десятка новых термостатов, нужный. Я ткнул в тот, который подходил. Бармеджо с улыбкой поблагодарил и испарился.

– Что Владимирыч, может, допьем, что осталось? – заговорщицки предложил Вадик.

– Да ну его в баню. Итак, наверное, давление подскочило, – недовольно отмахнулся я от него.

Вадик в ответ только улыбнулся, а я поковылял к себе в каюту, чтобы переодеться в робу. Но этого страшно не хотелось делать. Как представлю себе, что опять шум, пот… Нет! Не хочу.

– Ну что с того станет, что я после обеда пойду в эту чёртову машину? – пытался я сам себя уговорить. – Что от этого измениться? Всё равно ещё до Перу три недели.

Внутренний голос победил. Я взял банку пива, включил музыку Клаудермана и завалился в угол дивана.

– На этом месте тогда любила сидеть Инночка, – непроизвольно пронеслась мысль.