Он рассмеялся и повернулся в седле, чтобы взглянуть на рейнджера.
– С ним? Да вы с ума сошли. Что вы пытаетесь сделать, сестра? Спасти весь мир?
– И вовсе не весь мир, – Анжелина, улыбаясь, ласково похлопала по шее свою лошадь, – а только свой маленький уголок.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
– Мне по-прежнему не нравится, что мы оставляем его здесь, – сказала Анжелина, поворачиваясь в седле, чтобы в последний раз посмотреть на маленькую лачугу, в которой они оставили рейнджера.
– С ним все обойдется. Та женщина носится с ним как медведица с медвежонком-последышем, и ему будет гораздо удобнее здесь, на кровати, чем на волокуше, тащившейся за лошадью.
– Я понимаю. – Анжелина вздохнула и постаралась выбросить из головы беспокоившее ее чувство неловкости. – Вы правы.
– Я прав? – Чарли рассмеялся. – Мне понравился даже звук слов, которые вы произнесли. Продолжайте так же думать и дальше, сестра, и тогда оставшаяся часть пути пройдет как по маслу.
С наступлением ночи они разбили лагерь. Пока Анжелина мыла посуду, Чарли заговорил снова:
– Кое-что мучает меня весь день. Вы вдруг стали ужасно сговорчивой по многим вещам. Например, о том, ехать ли нам в Мексику и оставлять ли рейнджера. С чего бы эти перемены?
– Я... гм-м, – она запнулась и замолчала. Не могла же она признаться ему в том, что невольно подслушала их разговор с рейнджером в ручье. Если бы Чарли только узнал, что Анжелина собиралась очистить его душу от ненависти к янки, как и то, что она увидела в нем объект своего призвания, он немедленно убежал бы от нее. И так же решительно, как все эти годы убегал от себя. Она многое слышала об упрямых людях, которым не нравится выслушивать правду. И их приходилось мало-помалу заставлять видеть эту правду, чтобы они воспринимали любую перемену в своих взглядах, как собственную. Анжелина с детства знала обо всех этих сложностях. Хотя, честно говоря, ее матери, Терезе Рейес, никогда не удавалось сладить со своими упрямыми мужчинами.
– Анжелина? – Чарли подошел и взял кофейник из ее застывших пальцев.
– Да? Вы меня о чем-то спросили? – Его близость волновала ее. Всякий раз, когда он приближался к ней, ее тело реагировало волной ощущений – живот начинало жечь, руки становились холодными, как лед, разум захлестывала масса путаных мыслей. Священник в Блю-Крик сказал ей, что она должна бороться со своими слабостями к этому человеку и следовать промыслу Божьему. Прежде такой совет никогда не вызвал бы у нее проблем. Так что же случилось теперь? Ей бы следовало сосредоточиться на своем желании помочь Чарли вплоть до того, чтобы отказаться от всего остального. А вместо этого, в самые неподходящие моменты, она начинала думать о том, какие сильные у него руки, когда он помогает ей взобраться в седло или снимает оттуда, или о резком звуке его болезненно-хриплого голоса, заставляющего ее кожу покрываться мурашками всякий раз, когда Чарли заговаривает с нею. И хотя она пыталась изо всех сил, все равно не могла противостоять желанию снова и снова ощущать прикосновение его нежных и упругих губ к своим губам.
Анжелина прикусила губу. Она опять замечталась. Эту игру воображения следовало бы прекратить, если она действительно намерена помочь Чарли. Взглянув на него, она увидела, что он внимательно и хмуро смотрит на нее, несомненно размышляя над тем, не перегрелась ли она опять на солнце, раз никак не могла ответить на, казалось бы, простой вопрос.
Анжелина вздохнула. Она и не собиралась уклоняться от ответа.
– Когда я говорила со святым отцом в Блю-Крик, – попыталась она объясниться, – то он сказал, что я должна искать промысел Божий в том, что со мной случилось. И я убедилась, что сколько бы я ни противилась, все равно возвращаюсь к мысли, что нам придется ехать в Мексику вместе. Так что, возможно, Бог послал вас, чтобы вы отвезли меня домой.
– Бог послал меня? – переспросил Чарли. Анжелина кивнула. В его глазах мелькнули веселые искорки. – Сестра, вы действительно смотрите на мир вверх ногами.
– Почему?
– Если кто-нибудь и послал меня, то только не Бог. Он на мой счет давно умыл руки.
Анжелина взяла Чарли за руку, когда он потянулся, чтобы поставить кофейник поближе к огню. Он напрягся, но на этот раз не отреагировал так бурно, как раньше, на ее неожиданное прикосновение.
Чарли повернулся к ней, и Анжелина снова поразилась невероятной длине его ресниц.
– Вы ошибаетесь, Чарли, – произнесла она мягко и искренне. – Бог никогда не отказывается от любого из нас. Он – вечный оптимист. Он никогда не стал бы отказываться ни от вас, ни от меня.