Пожар Москвы

У Главного штаба полки стали. Император приподымается на стременах, он уже видит черную колонну мятежников, морозный дым над киверами, тусклую щетину штыков, он видит серый снег площади между черной колонной и черной толпой.

У дворца, где строились его роты и потоптан снег, теперь бегут к площади лейб-гренадеры, шинели внакидку, ружья наперевес. Впереди молодой поручик Панов в солдатской бескозырке с чужой головы. Бескозырка лезет поручику на глаза, он размахивает шпажонкой, что-то командует. Он стал у дворцовых ворот:

– Раздайсь, пропусти, – рукоять шпаги бьет о дворцовую решетку.

Зазвенел засов. Под сводами, в темноте, стоят строем солдаты: дворец занят саперным батальоном.

– Не наши! – крикнул Панов, отступил.

Уже прыгает по сугробам поручик, за ним дымная солдатская толпа.

Император поскакал к бегущим от Главного штаба.

– Стой, стройся! – звонко окликнул он солдат.

Пожилой гренадер Михайло Перекрестов, черноволосый, с седыми висками, резко отбросил с груди патронную сумку:

– Мы за Константина, пусти!

– Когда так, вот вам дорога, ступайте! Николай Петрович попятил коня к панели. Генерал-майор Исленев уже выводит к Адмиралтейскому бульвару против мятежников три фузилерные роты. Гвардия императора медленно потянулась к Гороховой улице.

Впереди, у самой панели, верхом, генерал Милорадович. Он в одном мундире, глубоко засунул руки в карманы. Генералу холодно, в гусиной коже его худое лицо, в глазах веселое любопытство. Он ищет в карманах старую трубку, что была с ним на Альпах, в Москве, он забыл трубку в диванной.

Из толпы выбрался чиновник в нанковой шинели, прискакивая, пошел рядом с конем. У чиновника дергает щеку:

– Ваше превосходительство, на площади кричат: «Конституция», – слышал сам… Баричи с жиру бесятся… Там открытая революция.

– Какое, – Милорадович зябко перетряхнул плечами, подумал: «Экая досада, трубки нет», – весело сказал:

– Там вздорный бунт. У них главного нет, у них все главные. Их надобно вразумить. Я поеду.

Конь взял с места, Милорадович не удержал шляпы, она покатилась.

С Васильевского острова к Исаакиевскому мосту еще подходят войска: поручик барон Розен привел из Галерной гавани караул финляндцев. Финляндцы на мосту переговариваются с народом, слышен смех:

– Не бойся, по своим бить не будем… Мы не присягавши по своим стрелить. Мы, бабурочка, худого не сделаем… По своим пальбы не откроем.

Император с войсками уже на Адмиралтейском бульваре. На Сенатской площади зачернелась в снегу густая цепь солдат: застрельщики от московцев. Их выстрелы, редкие и звучные, точно бы холостые, смешались вдруг в недружную пальбу.

Толпа прижалась к забору Исаакия, словно там ждали первого залпа. С веселым гулом, под выстрелами, барские кучера и дворовые стали разбирать бревна, мальчишка швырнул поленом в полицмейстера. Конь Чихачева поскакал назад.

Мерзлое полено ударило в коня императора. Конь, заежив на заду шерсть, присел на задние ноги. Император приподнялся на стременах и звенящим режущим голосом крикнул: «Назад». Отхлынули.

Император выровнял коня, обернулся к строю и скомандовал «заряд». Солдаты враз, с лязганием, приподняли ружья на локте, заскрежетали курки. Милорадович сел плотнее в седло, слегка тронул повод и направил коня к застрельщичьей цепи мятежников. Их выстрелы провизжали мимо ушей. Милорадович встряхнулся, побледнел. Конь с тревожным храпом перешел в рысь. Застрельщики, закинув на руки полы шинелей, перебегают к колонне, другие лежат в снегу и смотрят, как скачет на них генерал.

Отряхиваясь от комьев снега, на генерала смотрят солдаты из колонны.

– Братцы, Милорадович-граф, – обрадованно крикнул шевронист Московского полка, собрал в горсть ледяшки с усов. – Куда поскакал, плюмаж потерявши?

Сиплая волна смеха колыхнула колонну. Милорадович осадил коня. Он тоже смеется, откидывает со щеки холодную прядь. Он поднял шпагу, обернул ее эфесом к колонне:

– Смотри, от кого мне шпага дана – от цесаревича Константина… А вы не дело, братцы, городите, какого черта толпитесь свет застите, -а-а-рш!

Солдаты, дружно дохнув паром, попятились. Высокий человек в гамбургском черном рединготе растолкал солдат, выступил вперед. Это отставной лейб-гренадерский офицер Каховский. Его худая шея обмотана гарусным шарфом, затылок в снегу. Он неловко, двумя руками, пошарил за пазухой и вытащил пистолет.

Грянул выстрел, лица мгновенно озарило огнем. Каховский бросил дымящий пистолет в снег. Офицер в расстегнутом сюртуке, мальчик с обмерзшими волосами, ударил Милорадовича в спину штыком.

Конь поскакал вдоль колонны. Генерал качается, точно приплясывает в седле. Смех мешается со взрывами «ура», куда поскакал смешной генерал? Черные пятна замелькали в снегу, сбивает с коня брызги крови. Милорадович выпустил конскую шею, повис вниз головой, на лицо закинулись рыжеватые пряди.

– Убили, – вскричал глухой голос. В колонне смолк гул, смех. Звенят пустые стремена.