– Мне кажется, ты слишком критически настроена, Селеста. Далеко не все романы такие пустые и поверхностные. Я вот недавно… я хочу сказать, недавно слышала про один такой, он называется «Тайна леди Памелы». Очень трогательная вещь, и написана с весьма большим чувством.
– Что-что? – Брови Селесты взлетели на лоб, изображая крайнее презрение.
– Некоторые из них отражают то, что чувствуют многие люди… – И Анжелина умолкла под ледяным взглядом Селесты.
– Я уверена, что не знаю ни единой женщины, которая чувствовала бы нечто в этом роде. – Селеста явно не собиралась оставить эту тему в покое. – Подобные фантазии насквозь фальшивы. – Она повернулась к Мод, совершенно не замечая покрасневшего лица и широко распахнутых глаз Пруденс. – Миссис Далгетти, я уверена, что вы с вашими литературными познаниями и вкусом вашего мужа разделяете это мнение? Девушки вроде Флоры Латтеруорт, к примеру, могут… Но она в Хайгейте недавно; у нее, у бедной девушки, торговое происхождение – конечно, она с этим ничего поделать не может, как не может и изменить это.
Миссис Далгетти встретила взгляд Селесты и ответила совершенно откровенно:
– Вообще-то, мисс Уорлингэм, роман «Тайна леди Памелы» напомнил мне мою собственную юность. И мне он очень понравился, я читала его с удовольствием. Кроме того, я считаю, что он очень хорошо написан – без претензий и с хорошим знанием дела.
Пруденс жутко покраснела, до корней волос, и уставилась в пол.
– Бог ты мой! – решительным, категорическим тоном произнесла Селеста, давая всем ясно понять, что хотела бы выразиться гораздо менее цивилизованным образом. – Какой ужас!
Шоу вернулся с бокалом Веспасии, полным кларета, и она взяла его у него, кивнув в знак благодарности. Он поглядел на всех, осмотрел с головы до ног и заметил, какое красное лицо у миссис Хэтч.
– Пруденс, с тобой все в порядке? – спросил он более с сочувствием, нежели с тактом.
– Ах! – Она нервно подскочила и с тревогой посмотрела на него, встретив его озабоченный взгляд. И покраснела еще сильнее.
– С тобой все в порядке? – повторил он свой вопрос. – Может, тебе лучше удалиться ненадолго, может, прилечь?
– Нет-нет, я совершенно… ох! – Она громко всхлипнула. – Ох, боже мой!
Эймос Линдси приблизился к ней сзади, посмотрел на Шоу, потом взял ее под руку.
– Пойдемте, моя дорогая, – тихо и мягко сказал он. – Вероятно, вам нужно на свежий воздух. Позвольте мне вам помочь. – И не дожидаясь, пока она на что-то решится, Линдси вывел ее из толпы гостей и повел к двери, а затем куда-то во внутреннюю часть дома.
– Бедняжка, – тихо сказала Анжелина. – Они с Клеменси очень любили друг друга.
– Мы все ее любили, – добавила Селеста и на минуту тоже уставилась взглядом куда-то вдаль или в собственные воспоминания, и на ее лице отразились грусть и боль.
Шарлотта задумалась, в какой мере ее привычки домоправительницы, ее резкость и презрительно-снисходительное отношение к людям были для нее способом справиться с этой утратой – утратой не просто племянницы, но, возможно, предмета любви и заботы, которого ей так не хватало все эти годы и которого она была лишена. Она, вероятно, любила в свое время своего отца, обожала его, была ему благодарна за прекрасные условия жизни – роскошный дом, платья, слуги, высокий социальный статус; но и ненавидела его за все, чего была лишена во имя исполнения дочернего долга.
– Я имею в виду нашу семью, – добавила Селеста, глядя на Шоу с внезапно возникшим отвращением. – Это кровная связь, которую никто другой понять не может, в особенности в семье с таким наследием и такими давними традициями, как в нашей. – Шоу скривился, но она не обратила на это внимания. – Я никогда не перестану благодарить Бога за те блага, которые Он нам даровал, и за ту ответственность, которая из них проистекает. Наш дорогой отец, дедушка Клеменси, был одним из великих людей нашего мира. Мне кажется, что за пределами нашей семьи, кроме тех, кто унаследовал его кровь, только Джозайя действительно понимает, каким замечательным человеком он был.
– Вы совершенно правы, – резко сказал Шоу. – Я и впрямь никогда не понимал этого, да и сейчас тоже… По-моему, это был самоуверенный, деспотически-властный, напыщенный и чудовищно эгоистичный старый ханжа…
– Да как вы смеете! – Селеста пришла в ярость. Ее лицо приобрело лилово-пурпурный оттенок, она вся затряслась, бусинки на груди запрыгали и заискрились в свете канделябров. – Если вы немедленно не извинитесь, я потребую, чтоб вы покинули наш дом!
– Ох, Стивен, действительно… – Анжелина нервно переступила ногами. – Вы слишком далеко заходите, знаете ли. Это непростительно. Папа был настоящий святой!
Шарлотта тщетно пыталась придумать, что сказать, что угодно, лишь бы разрядить эту ужасную обстановку. Про себя она уже решила, что Шоу, скорее всего, прав, но ему не следовало говорить это здесь и сейчас. Она все еще судорожно искала подходящие слова, когда на помощь пришла тетушка Веспасия.