Высказавшись таким образом, выплеснув из себя эту замечательно грозную тираду, миссис Клитридж покраснела и вдруг стала гораздо красивее, чем была все эти последние годы, с тех пор как была невестой. И еще она была даже напугана тем, что осмелилась произнести вслух, а тот факт, что ей удалось избавить всех присутствующих от ужасной и чрезвычайно затруднительной ситуации, лишь только сейчас дошел до ее сознания. Она вспыхнула, заметив, что глаза всех вокруг обращены на нее, и поспешно отошла в сторонку. Теперь уж было бы совсем нелепо притворяться, что она всего лишь помогала своему мужу. А он стоял, подняв руки и с открытым ртом, но ощущал ужасное облегчение, правда смешанное с тревогой и немного с обидой.
– Браво, Лелли, – спокойно сказал Шоу. – Вы были просто великолепны. И всех нас привели в чувство. – Он слегка поклонился ей, очень изящно и вежливо, потом отошел и остановился рядом с Шарлоттой.
Юлейлия снова сильно покраснела. Теперь, это было очевидно, от удовольствия, но так резко и явно для нее непривычно, что было больно на это смотреть.
– Нет, погодите… – протестующим тоном произнес Клитридж. Никто не понял, что он хотел сказать дальше, да он и сам, видимо, этого не знал. Но его перебил Шоу:
– Вы заставляете меня думать, что мы вновь оказались в детской. Вероятно, нам всем там самое место.
Он посмотрел на Далгетти и Паскоу. На его лице было насмешливое выражение, а вовсе не злость. Даже если он был недоволен тем, что только что произошло на поминальном обеде в честь Клеменси, это было незаметно. По сути дела, подумалось Шарлотте, это хоть немного отвлекло его от горя, от болезненного восприятия реальности. И сейчас он выглядел так, словно вознамерился продолжить эту ссору и еще более ухудшить ситуацию.
– Мне представляется, что мы давно уже выросли из всего этого, – резко сказала она, беря Шоу за руку. – Вам так не кажется, доктор Шоу? Склоки и перебранки – неплохое развлечение временами, но это занятие лишь для того, чтобы лишний раз потешить собственное самолюбие. А здесь совсем неподходящее для этого место. Нам всем следует быть достаточно взрослыми, чтобы помнить о чувствах других, а не только о себе. Надеюсь, вы с этим согласны? – Она совсем не была в этом уверена, но отнюдь не собиралась давать ему возможность сказать «нет». – Вы уже говорили мне о великолепной оранжерее сестер Уорлингэм, и я видела эти лилии на столе. Может быть, вы окажете любезность и покажете мне теперь эту оранжерею?
– С огромным удовольствием, – с энтузиазмом отозвался Шоу. – Другого занятии я все равно не могу себе сейчас придумать.
Он взял ее руку и положил поверх своей, потом повел ее через всю комнату, к двери в противоположной стене. Шарлотта лишь один раз оглянулась и увидела выражение ярости и неудовольствия на лице Лелли Клитридж, настолько заметное, что оно так и застряло у нее в памяти на весь оставшийся день. Оно все еще здорово досаждало ей, когда Шарлотта вернулась домой, в Блумсбери, и дала Томасу полный отчет обо всех событиях этого дня и о своих впечатлениях от них.
Глава 6
Питт проснулся в середине ночи, услышав громкий повторяющийся стук. Едва выбравшись из запутанных снов, он с трудом сообразил, что стучат в парадную дверь. Томас вылез из постели, услышав, что Шарлотта зашевелилась рядом.
– Стучат в дверь, – пробормотал он, протягивая руку к одежде.
Не было никаких оснований надеяться, что это просто кто-то явился к нему с какой-то информацией, которую можно выслушать и снова отправиться спать. Тот, кто стучался столь сильно и непрерывно, явно хотел его куда-то увести. Томас натянул брюки и носки; ботинки остались сушиться перед кухонной плитой. Потом он попытался запихнуть в штаны рубашку, но не справился с этим, потопал вниз, зажег газовую лампу в холле и отпер входную дверь.
От промозглого холода улицы его тут же затрясло, но это было не слишком значительное неудобство по сравнению с видом Мёрдо, его пепельно-бледным лицом и сигнальным фонарем в его руке, который отбрасывал желтоватый свет на камни мостовой и чуть рассеивал туман вокруг. И еще он высвечивал темный силуэт кеба, ожидающего у тротуара, влажные бока запряженной в него лошади и кебмена, закутанного в плащ.
Питт не успел ничего сказать, когда Мёрдо выпалил хриплым голосом:
– Опять пожар! – Констебль забыл добавить «сэр». Он сейчас выглядел очень юным, веснушки были отчетливо видны на его бледной коже. – Дом Эймоса Линдси горит.
– Сильно горит? – спросил Питт, хотя уже все понял.
– Ужасно! – Мёрдо с трудом пытался говорить спокойно. – Никогда ничего подобного не видел – жар чувствуется в ста ярдах, еще на дороге. Смотреть – глаза режет. Боже, как такое можно устроить?!
– Заходите, – быстро сказал Томас. Ночной воздух был очень холоден.
Мёрдо заколебался.
– У меня ботинки в кухне. – Инспектор повернулся и оставил его самому принимать решение. Потом услышал, как щелкнул замок, и Мёрдо на цыпочках прошел следом за ним.